Неточные совпадения
— Ред.] и боцману [Боцман — старший унтер-офицер.] своим крикливым раздраженным тенорком, сильно при этом жестикулируя волосистой
рукой с золотым перстнем на указательном пальце.
Старший
офицер, похожий на «Черномора», — одинокий холостяк, которого никто не провожал, так как родные его жили где-то далеко, в провинции, на юге, — предложил адмиралу и дамам занять диван; но адмирал просил не беспокоиться и тотчас же перезнакомился со всеми
офицерами, пожимая всем
руки.
— Ну, очень рад… Можете идти… Вы подвахтенный в пятой вахте, у мичмана Лопатина. Вам с полуночи до четырех на вахту… Помните, что опаздывать на вахту нельзя… За это будет строго взыскиваться! — внушительно прибавил старший
офицер, протягивая
руку.
Старший
офицер, человек далеко не злой, но очень вспыльчивый, который и сам, случалось, в минуты служебного гнева давал волю
рукам, слушал эти объяснения двух старых, отлично знающих свое дело боцманов, подавляя невольную сочувственную улыбку и отлично понимая затруднительность их положения.
— Особенно ты, Федотов, смотри… не зверствуй… У тебя есть эта привычка непременно искровянить матроса… Я тебя не первый день знаю… Ишь ведь у тебя, у дьявола, ручища! — прибавил старший
офицер, бросая взгляд на действительно огромную, жилистую, всю в смоле,
руку боцмана, теребившую штанину.
Но вот какая-то снасть «заела» (не шла) на баке, и кливер что-то не поднимался. Прошла минута, долгая минута, казавшаяся старшему
офицеру вечностью, во время которой на баке ругань шла crescendo [С возрастающей силой (итал.)]. Однако Андрей Николаевич крепился и только простирал
руки на бак. Но, наконец, не выдержал и сам понесся туда, разрешив себя от долго сдерживаемого желания выругаться…
Нечего и прибавлять, что то же самое происходило и внизу: в жилой палубе, на кубрике, в машинном отделении, в трюме, — словом, везде, куда только могла проникнуть матросская
рука с голиком и долететь крылатое словечко боцманов и унтер-офицеров.
— Доброго утра, Андрей Николаевич! — проговорил капитан, пожимая
руку старшего
офицера. — Доброго здоровья, Василий Васильевич! — приветствовал он мичмана Лопатина, обмениваясь с ним рукопожатием. — Что, как идем? Узлов восемь? — спросил капитан, взглянув за борт.
Когда капитан и вахтенный начальник отрапортовали адмиралу о благополучном состоянии «Коршуна», адмирал, протянув
руку капитану, тихой походкой, с приложенной у козырька белой фуражки
рукой, прошел вдоль фронта
офицеров, затем прошел мимо караульных матросов, державших ружья «на караул», и, в сопровождении капитана и флаг-офицера, направился к матросам.
Самоуверенною, спешною походкой поднялся он на мостик, протянул
руку капитану, старшему штурману и вахтенному
офицеру, сунул несколько новых газет и стал у компаса.
На корвете переживали в этот час томительное ожидание. Когда баркас скрылся из глаз, бинокли устремились за ним, то скрывавшимся за волнами, то появлявшимся на их гребнях… Наконец, и его потеряли из вида… Капитан напрасно искал его и, несколько побледневший и напряженно серьезный, выдавал свое тайное беспокойство за благополучие баркаса и людей на нем тем, что одной
рукой нервно пощипывал бакенбарду, и, словно бы желая рассеять свои сомнения, проговорил, обращаясь к старшему
офицеру...
Вслед затем из публики вышел молодой человек, ведя за
руку молодую женщину, и начал тот же танец, но только вдвоем. Но Володе не особенно понравился и первый танец, и он собирался уже выходить, как в числе зрителей первого ряда увидал нескольких корветских
офицеров, и в том числе своего любимца — доктора Федора Васильевича, и он подошел к своим.
Несколько колясок дожидалось русских
офицеров. На козлах одной из них восседал с сигарой во рту и капитан Куттер. Он кивнул головой своим вчерашним седокам и, когда они подошли к нему, чтобы сесть в его экипаж, протянул
руку и крепко пожал
руки Володи и доктора.
Капитан между тем сказал уже приветствие его величеству, и король, крепко пожав
руку капитана, довольно правильным английским языком выразил удовольствие, что видит в своих владениях военное судно далекой могущественной державы, обещал на другой же день посетить вместе с королевой «Коршун» и пригласил вечером обедать к себе капитана и трех
офицеров.
Всем
офицерам он пожимал
руки с добродушным видом доброго малого, не особенно чванящегося своим королевским саном, и спрашивал: понравился ли им Гонолулу.
Тронутый Андрей Николаевич горячо благодарил, и его зарослое волосами бородатое лицо светилось радостной улыбкой. Он сам глубоко уважал командира, и ни разу у него не было с ним никаких столкновений и даже недоразумений, обычных между командиром и старшим
офицером. Они дополняли друг друга. Капитан был, так сказать, душой этого пловучего уголка, оторванного от родины, душой и распорядителем, а старший
офицер — его
руками.
Выслушав рапорты, адмирал, веселый, видимо уже расположенный к «Коршуну», снял фуражку, обнажив свою круглую голову с коротко остриженными черными, слегка серебрившимися волосами, и, крепко пожав
руку старшего
офицера, приветливо проговорил, слегка заикаясь...
И, не дожидаясь ответа, вполне уверенный, вероятно, что ответ будет утвердительный, адмирал направился быстрой походкой к фронту
офицеров и, снова сняв фуражку, сделал общий поклон. Капитан называл фамилию каждого, и адмирал приветливо пожимал всякому
руку. Поленова и Степана Ильича, с которыми раньше плавал, он приветствовал, как старых знакомых.
— Очень рад видеть здесь русского
офицера, — проговорил адмирал, слегка привставая с кресла и протягивая Ашанину длинную костлявую
руку, с любезной улыбкой, внезапно появившейся у него на лице. — Как вы сюда попали? Садитесь, пожалуйста! — указал он на плетеное кресло, стоявшее по другую сторону стола.
Несколько
офицеров влезли на деревья с биноклями в
руках и с деревьев увидали толпы анамитов и насчитали до двадцати фальконетов, выдвинутых впереди.
Наскоро простившись с
офицерами, бывшими в кают-компании, Ашанин выбежал наверх, пожал
руку доктора, механика и Лопатина и поднялся на мостик, чтобы откланяться капитану.
Выход адмирала из каюты объяснил Ашанину эту внезапность и вместе с тем указал ему несостоятельность товарищеского совета. И он храбро двинулся вперед и, поднявшись на полуют, подошел к старшему
офицеру и, приложив
руку к козырьку фуражки, начал...
Почти в ту же секунду подбежал на рысях молодой мичман, флаг-офицер адмирала, и замер в ожидании, приложив
руку к козырьку фуражки.
Флаг-офицер опустил
руку и принял более свободное положение.
Неточные совпадения
В соседней бильярдной слышались удары шаров, говор и смех. Из входной двери появились два
офицера: один молоденький, с слабым, тонким лицом, недавно поступивший из Пажеского корпуса в их полк; другой пухлый, старый
офицер с браслетом на
руке и заплывшими маленькими глазами.
— Да, кажется, вот так: «Стройны, дескать, наши молодые джигиты, и кафтаны на них серебром выложены, а молодой русский
офицер стройнее их, и галуны на нем золотые. Он как тополь между ними; только не расти, не цвести ему в нашем саду». Печорин встал, поклонился ей, приложив
руку ко лбу и сердцу, и просил меня отвечать ей, я хорошо знаю по-ихнему и перевел его ответ.
Вот наконец мы пришли; смотрим: вокруг хаты, которой двери и ставни заперты изнутри, стоит толпа.
Офицеры и казаки толкуют горячо между собою: женщины воют, приговаривая и причитывая. Среди их бросилось мне в глаза значительное лицо старухи, выражавшее безумное отчаяние. Она сидела на толстом бревне, облокотясь на свои колени и поддерживая голову
руками: то была мать убийцы. Ее губы по временам шевелились: молитву они шептали или проклятие?
— Да ведь соболезнование в карман не положишь, — сказал Плюшкин. — Вот возле меня живет капитан; черт знает его, откуда взялся, говорит — родственник: «Дядюшка, дядюшка!» — и в
руку целует, а как начнет соболезновать, вой такой подымет, что уши береги. С лица весь красный: пеннику, чай, насмерть придерживается. Верно, спустил денежки, служа в
офицерах, или театральная актриса выманила, так вот он теперь и соболезнует!
Но люди, стоявшие прямо против фронта, все-таки испугались, вся масса их опрокинулась глубоко назад, между ею и солдатами тотчас образовалось пространство шагов пять, гвардии унтер-офицер нерешительно поднял
руку к шапке и грузно повалился под ноги солдатам, рядом с ним упало еще трое, из толпы тоже, один за другим, вываливались люди.