Неточные совпадения
Матросы обнажили
головы и осеняли себя крестными знамениями, глядя на золоченые маковки кронштадтских церквей.
— Смутная мысль в
голову полезет. А человеку, который ежели заскучит: первое дело работа. Ан — скука-то и пройдет. И опять же надо подумать и то: мне нудно, а другим, может, еще нуднее, а ведь терпят… То-то и есть, милый баринок, — убежденно прибавил
матрос и опять улыбнулся.
И в
голове его невольно проносились мысли о той ежеминутной опасности, которой подвергаются
матросы.
Обедня окончена.
Матросы вслед за начальством подходят к кресту и выходят наверх. Поставленный тент защищает их
головы от палящего солнца. Все как-то празднично настроены.
Хотя вид этих черных, полуголых, а то и почти
голых «арапов», как называли негров
матросы, и возбуждал некоторые сомнения в том, что они созданы по подобию божию и вполне принадлежат к человеческой расе (были даже смелые попытки со стороны
матроса Ковшикова, не без присущей ему отваги, приравнять негров не то к обезьянам, не то, прости господи, к бесхвостым чертям), тем не менее, отношение к ним
матросов было самое дружелюбное и в некоторых случаях даже просто трогательное, свидетельствующее о терпимости и о братском отношении простого русского человека ко всем людям, хотя бы они были «арапы» да еще сомнительного людского происхождения.
Предположения на баке о том, что эти «подлецы арапы», надо полагать, и змею, и ящерицу, и крысу, словом, всякую нечисть жрут, потому что их
голый остров «хлебушки не родит», нисколько не помешали в тот же вечер усадить вместе с собой ужинать тех из «подлецов», которые были в большем рванье и не имели корзин с фруктами, а были гребцами на шлюпках или просто забрались на корвет поглазеть. И надо было видеть, как радушно угощали
матросы этих гостей.
Они исчезли из глаз, а Володя все еще раздумчиво смотрел на океан, находясь под сильным впечатлением рассуждений
матроса. И в
голове его проносились мысли: «И с таким народом, с таким добрым, всепрощающим народом да еще быть жестоким!» И он тут же поклялся всегда беречь и любить
матроса и, обращаясь к Бастрюкову, восторженно проговорил...
Снова поставили паруса. Снова высокое голубое небо. Воздух полон острой свежести, какая бывает после грозы. Вымоченные насквозь матросские рубахи быстро высыхают под ослепительными лучами солнца, и только в снастях еще блестят кое-где, словно брильянты, крупные дождевые капли. Снова поставлен тент, защищающий
головы моряков от палящих лучей, и снова
матросы продолжают свои работы.
Это все были молодые
матросы в «экваториальном» костюме, то есть в простынях, опоясывающих чресла, и с венками из цветной бумаги на
головах.
Тогда судья повернул
голову в сторону, где сидел русский
матрос, и проговорил, обращаясь к Ашанину...
— Русс, милая, русс! — отвечал
матрос. — Нет инглиш! — прибавил он, ожесточенно махая
головой.
Очевидно, каначка не имела никакого представления или, быть может, весьма смутное о русских
матросах; тем не менее, она любезно кивнула
головой, словно бы вполне удовлетворенная ответом, и предложила
матросам маленькую связку бананов и не взяла платы, когда
матросы ей предложили.
Все обнажили
головы, и капитан прочел приказ, который
матросы слушали с благоговейным вниманием, жадно вникая в каждое слово. После этого был отслужен благодарственный молебен, и затем капитан приказал объявить отдых на целый день и разрешил выпить перед обедом по две чарки за здоровье государя, отменившего телесные наказания. Все офицеры были приглашены на завтрак к капитану.
И
матросы сильнее наваливались на вымбовки [Вымбовки — толстые и довольно длинные палки, вставляемые в
голову шпиля.], упираясь на них грудью, и якорная цепь с тихим лязгом выбиралась через клюз [Клюз — сквозное отверстие в борту для якорных цепей.].
Неточные совпадения
Мы через рейд отправились в город, гоняясь по дороге с какой-то английской яхтой, которая ложилась то на правый, то на левый галс, грациозно описывая круги. Но и наши
матросы молодцы: в белых рубашках, с синими каймами по воротникам, в белых же фуражках, с расстегнутой грудью, они при слове «Навались! дай ход!» разом вытягивали мускулистые руки, все шесть
голов падали на весла, и, как львы, дерущие когтями землю, раздирали веслами упругую влагу.
В этой, по-видимому, сонной и будничной жизни выдалось, однако ж, одно необыкновенное, торжественное утро. 1-го марта, в воскресенье, после обедни и обычного смотра команде, после вопросов: всем ли она довольна, нет ли у кого претензии, все, офицеры и
матросы, собрались на палубе. Все обнажили
головы: адмирал вышел с книгой и вслух прочел морской устав Петра Великого.
Я пошел проведать Фаддеева. Что за картина! в нижней палубе сидело, в самом деле, человек сорок: иные покрыты были простыней с
головы до ног, а другие и без этого. Особенно один уже пожилой
матрос возбудил мое сострадание. Он морщился и сидел
голый, опершись руками и
головой на бочонок, служивший ему столом.
Наконец
матросу удалось попасть два раза и в
голову: акула изменила только направление, но все изгибалась и ползла так же скоро и сильно, как и прежде.
Трудно людям, не видавшим ничего подобного, — людям, выросшим в канцеляриях, казармах и передней, понять подобные явления — «флибустьер», сын моряка из Ниццы,
матрос, повстанец… и этот царский прием! Что он сделал для английского народа?.. И добрые люди ищут, ищут в
голове объяснения, ищут тайную пружину. «В Англии удивительно, с каким плутовством умеет начальство устроивать демонстрации… Нас не проведешь — Wir, wissen, was wir wissen [Мы знаем, что знаем (нем.).] — мы сами Гнейста читали!»