Неточные совпадения
Один за другим бросались юноши
в бездонные
объятия Мафальды. И отходили
в изнеможении один за другим, а прекрасная Мафальда лежала на мягком ложе из плащей всех цветов, от ярко-красного до самого черного, и обнимала, и целовала, и
стонала от беспредельной страсти, от не утоляемой ничем жажды поцелуев. И свирельным голосом, и далече окрест был слышен голос ее, взывающий так...
Неточные совпадения
Находясь
в средине этого магического круга, захватывающего пространство
в несколько сот миль, не подозреваешь, по тишине моря и ясности неба, что находишься
в объятиях могучего врага, и только тогда узнаешь о нем, когда он явится лицом к лицу, когда раздастся его страшный свист и гул, начнется ломка, треск, когда
застонет и замечется корабль…
Тот вдруг бросился к нему на шею, зарыдал на всю комнату и произнес со
стоном: «Папаша, друг мой, не покидай меня навеки!» Полковник задрожал, зарыдал тоже: «Нет, не покину, не покину!» — бормотал он; потом, едва вырвавшись из
объятий сына, сел
в экипаж: у него голова даже не держалась хорошенько на плечах, а как-то болталась.
После ужина, когда работа кончена и душная ночь, обнимая город и людей липким, потным
объятием, безнадёжно
стонала о чём-то тысячами тонких и унылых комариных голосов, — сидели впятером на крыльце или
в саду. Шакир разводил небольшой дымник и, помахивая над ним веткой полыни, нагонял на хозяина и постоялку синие струйки едкого курева. Люди морщились, кашляли, а комары, пронизывая кисейные ткани дыма, неугомонно кусались и ныли.
На другой день рано утром, бледный, с мутным взором, беспокойный, как хищный зверь, рыскал Юрий по лагерю… всё было спокойно, солнце только что начинало разгораться и проникать одежду… вдруг
в одном шатре Юрий слышит ропот поцелуев, вздохи,
стон любви, смех и снова поцелуи; он прислушивается — он видит щель
в разорванном полотне, непреодолимая сила приковала его к этой щели… его взоры погружаются во внутренность подозрительного шатра… боже правый! он узнает свою Зару
в объятиях артиллерийского поручика!
И тяжкие обиды и жгучие слезы,
стоны и разрывающая сердце скорбь по нежно любимой единственной дочери, которая теперь,
в ее юном возрасте, как голубка бьется
в развращенных
объятиях алчного ворона, все это звало старика Байцурова к мщению; но у него, как у бедного дворянина, не было ни вьюгоподобных коней, ни всадников, способных стать грудь против груди с плодомасовскою ордою, ни блестящих бердышей и самопалов, какие мотались у тех за каждыми тороками, и, наконец, — у тех впереди было четырнадцать часов времени, четырнадцать часов,
в течение которых добрые кони Плодомасова могли занести сокровище бедной четы, их нежную, их умную дочку, более чем за половину расстояния, отделяющего Закромы от Плодомасовки.