Передонов ушел в гимназию в мрачном настроении. Вчерашние неприятности припомнились ему. Он думал о Крамаренке: как этот
скверный мальчишка решился назвать его подлецом? Значит, он не боится Передонова. Уж не знает ли он чего-нибудь о Передонове? Знает и хочет донести.
Последний сидел в своей комнате, не показываясь на крики сердитой бабы, а на следующее утро опять появился на подоконнике с таинственным предметом под полой. Нам он объяснил во время одевания, что Петрик — скверный, скверный,
скверный мальчишка. И мать у него подлая баба… И что она дура, а он, Уляницкий, «достанет себе другого мальчика, еще лучше». Он сердился, повторял слова, и его козлиная бородка вздрагивала очень выразительно.
Был, не знаю для чего, и сын нашего городского головы, тот самый
скверный мальчишка, истаскавшийся не по летам и о котором я уже упоминал, рассказывая историю маленькой поручицы.
Иван (удивлён). Ка-ак? (Вдруг — догадался, схватил сына за плечо, тряхнул его и говорит упрекающим шёпотом.) Ты — заболел? Уже заболел,
скверный мальчишка, а? Ах, развратная дрянь, — уже?
Неточные совпадения
Когда же утром приходилось просыпаться, то вдруг начинались насмешки и презрение
мальчишек; один из них прямо начал бить меня и заставлял подавать сапоги; он бранил меня самыми
скверными именами, особенно стараясь объяснить мне мое происхождение, к утехе всех слушателей.
Я его хочу спасти, а сам я — такой
скверный, потерянный
мальчишка, вы не поверите!
— Видел я, судырь, то: иду я раз, так, примерно сказать, мимо колодца нашего, а он ее и бьет тут… отнял от бадьи веревку-то, да с железом-то веревкою-то этою и бьет ее; я даже скрикнул на него: «Что, я говорю, ты, пес эдакий, делаешь!», а он и меня лаять начал… Вздорный
мальчишка,
скверный, не потаю, батюшка.
Мальчик без штанов. Не дошел? Ну, нечего толковать: я и сам, признаться, в этом не тверд. Знаю, что праздник у нас на селе, потому что и нам,
мальчишкам, в этот день портки надевают, а от бога или от начальства эти праздники приказаны — не любопытствовал. А ты мне вот еще что скажи: слыхал я, что начальство здешнее вас, мужиков, никогда
скверными словами не ругает — неужто это правда?
— Нарушение общественной тишины и спокойствия, — перебивает Объедок. Он хохочет, довольный собой. Смех у него
скверный, разъедающий душу. Ему вторит Симцов, дьякон, Полтора Тараса. Наивные глаза
мальчишки Метеора горят ярким огнем, и щеки у него краснеют. Конец говорит, точно молотом бьет по головам: