Не только боги язычества, но и Бог Ветхого Завета страшен и грозен; он мстит и карает, он
не знает пощады, он требует крови не только животных, но и людей.
Наследственность
не знает пощады, она в крови, в каждом волокне нервной ткани, в каждой органической клеточке, как отрава, как страшное проклятие, как постоянный свидетель ничтожества человека и всего человечества.
Евгений Константиныч пригласил Лушу на первую кадриль и, поставив стул, поместился около голубого диванчика. Сотни любопытных глаз следили за этой маленькой сценой, и в сотне женских сердец закипала та зависть, которая
не знает пощады. Мимо прошла m-me Майзель под руку с Летучим, потом величественно проплыла m-me Дымцевич в своем варшавском платье. Дамы окидывали Лушу полупрезрительным взглядом и отпускали относительно Раисы Павловны те специальные фразы, которые жалят, как укол отравленной стрелы.
Так дело шло не один десяток лет. Гарусов все богател, и чем делался богаче, тем сильнее его охватывала жадность. Рабочих он буквально морил на тяжелой горной работе и
не знал пощады ослушникам, которых казнил самым жестоким образом: батожья, кнут, застенок — все шло в ход.
Неточные совпадения
Она
не досказала и отвернулась, как будто просила
пощады. А отчего смутилась она — и сама
не знает. Отчего ее грызло и жгло воспоминание о вчерашнем вечере, об этом расстройстве?
Его огромный объем, его медленное возрастание, его долголетие, крепость и прочность древесного ствола, питательная сила его корней, всегда готовых к возрождению погибающих сучьев и к молодым побегам от погибшего уже пня, и, наконец, многосторонняя польза и красота его должны бы, кажется, внушать уважение и
пощаду… но топор и пила промышленника
не знают их, а временные выгоды увлекают и самих владельцев…
Готовились к майскому смотру и
не знали ни
пощады, ни устали.
…Я
не знаю, что со мною сегодня; голова моя путается, я готова упасть на колени и просить и умолять
пощады.
Не знаю, кто и как, но меня как будто убивают, и внутренно я кричу и возмущаюсь; я плачу и
не могу молчать… Боже мой! Боже мой! Укроти во мне эти порывы! Ты один это можешь, все другое бессильно: ни мои ничтожные милостыни, ни занятия, ничего, ничего, ничего мне помочь
не может. Пошла бы куда-нибудь в служанки, право: мне было бы легче.
Бабушка была женщина самая простая и находилась в полном распоряжении у своих дочерей; если иногда она осмеливалась хитрить с Степаном Михайловичем, то единственно по их наущению, что, по неуменью, редко проходило ей даром и что старик
знал наизусть; он
знал и то, что дочери готовы обмануть его при всяком удобном случае, и только от скуки или для сохранения собственного покоя, разумеется будучи в хорошем расположении духа, позволял им думать, что они надувают его; при первой же вспышке всё это высказывал им без
пощады, в самых нецеремонных выражениях, а иногда и бивал, но дочери, как настоящие Евины внучки,
не унывали: проходил час гнева, прояснялось лицо отца, и они сейчас принимались за свои хитрые планы и нередко успевали.