Неточные совпадения
Радостна была для Елены обнаженная
красота ее нежного
тела, — Елена смеялась, и тихий смех ее звучал в торжественной тишине ее невозмутимого покоя.
Много дней подряд, каждый вечер, любовалась Елена перед зеркалом своей
красотой, — и это не утомляло ее. Все бело в ее горнице, — и среди этой белизны мерцали алые и желтые тоны ее
тела, напоминая нежнейшие оттенки перламутра и жемчуга.
Елена распустила длинные черные волосы и осыпала их красными маками. Потом белая вязь цветов поясом охватила гибкий ее стан и ласкала ее кожу. И прекрасны были благоуханные эти цветы на обнаженной
красоте ее благоуханного
тела.
Уже не таким, как прежде, прекрасным казалось теперь Елене ее
тело. Она в этом
теле находила недостатки, — старательно отыскивала их. Чудилось в нем нечто отвратительное, — зло, разъедающее и позорящее
красоту, как бы налет какой-то, паутина или слизь, которая противна и которую никак не стряхнуть.
— Построить жизнь по идеалам добра и
красоты! С этими людьми и с этим
телом! — горько думала Елена. — Невозможно! Как замкнуться от людской пошлости, как уберечься от людей! Мы все вместе живем, и как бы одна душа томится во всем многоликом человечестве. Мир весь во мне. Но страшно, что он таков, каков он есть, и как только его поймешь, так и увидишь, что он не должен быть, потому что он лежит в пороке и во зле. Надо обречь его на казнь, и себя с ним.
Разве возможно было бы всем людям жить в одной Америке или Иерусалиме, или жить в одно и то же время? Если бы счастие было в богатстве, или в здоровье, или в красоте, то ведь тогда все бедные, все старики, все больные, все некрасивые были бы несчастны. Неужели бог лишил всех этих людей счастия? Нет, благодарение богу! Он трудное сделал ненужным, сделал так, что нет счастия в богатстве, нет его ни в чинах, ни в
красоте тела. Счастие в одном — в доброй жизни, и это во власти каждого.
Народ-художник, умным очам которого открылась нетленная
красота тела, не мог окончательно проклясть и осудить тело, а Платон был слишком сыном своего народа и его религии, чтобы совершить такую измену национальному гению эллинства, — он, который умное видение этого мира положил в основу своей философии.
Хорошо было год, два, три, но когда это: вечера, балы, концерты, ужины, бальные платья, прически, выставляющие
красоту тела, молодые и не молодые ухаживатели, все одинакие, все что-то как будто знающие, имеющие как будто право всем пользоваться и надо всем смеяться, когда летние месяцы на дачах с такой же природой, тоже только дающей верхи приятности жизни, когда и музыка и чтение, тоже такие же — только задирающие вопросы жизни, но не разрешающие их, — когда все это продолжалось семь, восемь лет, не только не обещая никакой перемены, но, напротив, все больше и больше теряя прелести, она пришла в отчаяние, и на нее стало находить состояние отчаяния, желания смерти.
Черты его лица были те же, как и у сестры, но у той все освещалось жизнерадостною, самодовольною, молодою, неизменною улыбкой и необычайною, античною
красотою тела; у брата, напротив, то же лицо было отуманено идиотизмом и неизменно выражало самоуверенную брюзгливость, а тело было худощаво и слабо.
Неточные совпадения
Кивнув головой, Самгин осторожно прошел в комнату, отвратительно пустую, вся мебель сдвинута в один угол. Он сел на пыльный диван, погладил ладонями лицо, руки дрожали, а пред глазами как бы стояло в воздухе обнаженное
тело женщины, гордой своей
красотой. Трудно было представить, что она умерла.
Солнце и простенькое, из деревенского полотна платье вызывающе подчеркивали бесстыдную
красоту мастерски отлитого
тела Алины.
Она выработала певучую речь, размашистые, но мягкие и уверенные жесты, — ту свободу движений, которая в купеческом круге именуется вальяжностью. Каждым оборотом
тела она ловко и гордо подчеркивала покоряющую силу его
красоты. Клим видел, что мать любуется Алиной с грустью в глазах.
— Нет, Семен Семеныч, я не хочу в монастырь; я хочу жизни, света и радости. Я без людей никуда, ни шагу; я поклоняюсь
красоте, люблю ее, — он нежно взглянул на портрет, —
телом и душой и, признаюсь… — он комически вздохнул, — больше
телом…
Потом опять бросался к Вере, отыскивая там луча чистоты, правды, незараженных понятий, незлоупотребленного чувства,
красоты души и
тела, нераздельно-истинной
красоты!