Неточные совпадения
Я был тогда помоложе и ни к каким хозяйственным делам прикосновенным не состоял. Случились
в кармане довольно большие деньги (впрочем, данные взаймы), но я как-то и денег не понимал: все думал, что конца им не будет.
Словом сказать, произошло нечто вроде сновидения. Только
одно, по-видимому, я знал твердо: что положено начало свободному труду, и земля, следовательно, должна будет давать вдесятеро. Потому что
в то время даже печатно
в этом роде расчеты делались.
Вот чего не предусмотрели ни Бажанов, ни Советов, а между тем такого рода недоумения встречаются чуть не на каждом шагу. Везде культурный человек видит себя лишним, везде он чувствует себя
в положении того мужа, у которого жена мучилась
в потугах рождения, а он сидел у ее изголовья и покряхтывал. Везде, на всех лицах, во всех ответах он читает и слышит
одно слово: надоел! надоел! надоел!
Одним словом, происходит нечто
в высшей степени странное. Земля, мельница, огород — все, по-видимому, предназначенное самою природой для извлечения дохода — все это оказывается не только лишним, но и прямо убыточным…
В виду этих сомнений я припоминал свое прошлое — и на всех его страницах явственно читал: куроцап! Здесь обращался к настоящему и пробовал читать, что теперь написано
в моем сердце, но и здесь ничего, кроме того же самого
слова, не находил! Как будто все мое миросозерцание относительно этого предмета выразилось
в одном этом
слове, как будто ему суждено было не только заполнить прошлое, но и на мое настоящее и будущее наложить неистребимую печать!
Одним словом, какая-то неопределенная тоска овладела всем моим существом. Иногда
в уме моем даже мелькала кощунственная мысль: «А ведь без начальства, пожалуй, лучше!» И что всего несноснее: чем усерднее я гнал эту мысль от себя, тем назойливее и образнее она выступала вперед, словно дразнила: лучше! лучше! лучше! Наконец я не выдержал и отправился на село к батюшке
в надежде, что он не оставит меня без утешения.
— Помилуйте! да вы об ком это говорите! — воскликнул батюшка, — наверное, про Савву Оглашенного (был у нас
в древности такой становой, который вполне заслужил это прозвище) вспоминаете? Так это при царе Горохе было, а нынче не так! Нынешнего станового от гвардейца не отличишь — вот как я вам доложу! И мундирчик, и кепё, и бельецо!
Одно слово, во всех статьях драгунский офицер!
Одним словом, он вновь успокоил меня. Наши отношения возобновились, и я тем скорее забыл недавние недоразумения, что по части краеугольных камней я,
в сущности, не уступил бы самому правоверному из становых приставов.
В одном только я опять не остерегся — это по вопросу о дворянской обиде.
И вот, когда сумма этих унизительных страхов накопится до nec plus ultra [До крайних пределов (лат.)], когда чаша до того переполнится, что новой капле уж поместиться негде, и когда среди невыносимо подлой тоски вдруг голову осветит мысль: «А ведь, собственно говоря, ни Грацианов, ни Колупаев залезать ко мне
в душу ни от кого не уполномочены», — вот тогда-то и является на выручку дикая реакция, то есть сквернословие, мордобитие, плеванье
в лохань,
одним словом — все то, что при спокойном, хоть сколько-нибудь нормальном течении жизни, мирному гражданину даже на мысль не придет.
Попробуйте заняться хоть
одним из этих вопросов, и вы увидите, что и ваше существо, и Монрепо, и вся природа — все разом переполнится привидениями. Со всех сторон поползут шепоты, таинственные дуновения, мелькания,
словом сказать, вся процедура серьезного исторического, истинно погодинского исследования. И,
в заключение, тень Красовского произнесет: «Мечтать дозволяется».
Итак, я мечтал. Мечтал и чувствовал, как я умираю, естественно и непостыдно умираю.
В первый раз
в жизни я наслаждался сознанием, что ничто не нарушит моего вольного умирания, что никто не призовет меня к ответу и не напомнит о каких-то обязанностях, что ни
одна душа не потребует от меня ни совета, ни помощи, что мне не предстоит никуда спешить, об чем-то беседовать и что-то предпринимать, что ни
один орган книгопечатания не обольет меня помоями сквернословия.
Одним словом, что я забыт, совсем забыт.
Одним словом, я мечтал, мечтал без конца, мечтал обо всем: о прошлом, настоящем и будущем, мечтал смело,
в сладкой уверенности, что никто о моих мечтах не узнает и, следовательно, никто меня не подкузьмит.
Одним словом, всеми он был любим, для всех желателен. Мужик он был не то чтобы молодой, но
в поре, статный, широкоплечий, лицо имел русское, круглое, румяное, глаза веселые, бороду пушистую, светлорусую. И жена у него была такая же русская; круглолицая, белотелая, полногрудая, румяная, с веселыми, слегка бесстыжими глазами навыкате.
Тщетно Сидор Кондратьич из глубины взволнованной души вопиет: «Давно ли Егорка при мне
в прохвостах состоял!» На эти вопли Егорка совершенно резонно ему возражает: «
Одни это с вашей стороны, Сидор Кондратьич, нестоящие
слова!»
Одним словом, по-видимому, начали уже подозревать, не замышляю ли я, чего доброго, что-нибудь утаить или
в другое место потихоньку перевезти.
— Нельзя, всем заниматься приходится, наша должность такая. Вот
в «Ведомостях» справедливо пишут: вся наша интеллигенция — фальшь
одна, а настоящий-то государственный смысл
в Москве,
в Охотном ряду обретается. Там, дескать, с основания России не чищено, так сколько
одной благонадежности накопилось! Разумеется, не буквально так выражаются, своими
словами я пересказываю.
Все как
один, почти
слово в слово; должно быть, однако ж, частенько-таки они обо мне беседуют.
Да,
слово «столп» не пустой звук, но
одна из тех живых и несомненных конкретностей, временное исчезновение которых производит заметную пустоту
в кодексе благоустройства и благочиния.
Неточные совпадения
Господа актеры особенно должны обратить внимание на последнюю сцену. Последнее произнесенное
слово должно произвесть электрическое потрясение на всех разом, вдруг. Вся группа должна переменить положение
в один миг ока. Звук изумления должен вырваться у всех женщин разом, как будто из
одной груди. От несоблюдения сих замечаний может исчезнуть весь эффект.
Столько лежит всяких дел, относительно
одной чистоты, починки, поправки…
словом, наиумнейший человек пришел бы
в затруднение, но, благодарение богу, все идет благополучно.
Хлестаков, молодой человек лет двадцати трех, тоненький, худенький; несколько приглуповат и, как говорят, без царя
в голове, —
один из тех людей, которых
в канцеляриях называют пустейшими. Говорит и действует без всякого соображения. Он не
в состоянии остановить постоянного внимания на какой-нибудь мысли. Речь его отрывиста, и
слова вылетают из уст его совершенно неожиданно. Чем более исполняющий эту роль покажет чистосердечия и простоты, тем более он выиграет. Одет по моде.
Одним словом, произошло то, что всегда случается, когда просвещение слишком рано приходит к народам младенческим и
в гражданском смысле незрелым.
Тут только понял Грустилов,
в чем дело, но так как душа его закоснела
в идолопоклонстве, то
слово истины, конечно, не могло сразу проникнуть
в нее. Он даже заподозрил
в первую минуту, что под маской скрывается юродивая Аксиньюшка, та самая, которая, еще при Фердыщенке, предсказала большой глуповский пожар и которая во время отпадения глуповцев
в идолопоклонстве
одна осталась верною истинному богу.