Неточные совпадения
— Да, хорошо! однако, брат, и они… на замечании тоже!
Как расходились мы, так я заметил: нет-нет да и стоит, на всякий случай, городовой! И такие пошли
тут у них свистки, что я, грешный человек, подумал: а что, ежели «Черная шаль»
тут только предлог один!
— Да, и
тут „годить“ хорошо! — молвил Глумов,
как бы угадывая мою мысль.
Мы шли молча,
как бы подавленные бакалейными запахами, которыми, казалось, даже складки наших пальто внезапно пропахли. Не обратив внимания ни на памятники Барклаю де-Толли и Кутузову, ни на ресторан Доминика, в дверях которого толпились какие-то полинялые личности, ни на обе Морские, с веселыми приютами Бореля и Таити, мы достигли Адмиралтейской площади, и
тут я вновь почувствовал необходимость сказать несколько прочувствованных слов.
Я дрогнул. Не то, чтобы я вдруг получил вкус к ремеслу сыщика, но испытание, которое неминуемо повлек бы за собой отказ, было так томительно, что я невольно терялся. Притом же страсть Глумова к предположениям казалась мне просто неуместною. Конечно, в жизни все следует предусматривать и на все рассчитывать, но есть вещи до того непредвидимые, что,
как хочешь их предусматривай, хоть всю жизнь об них думай, они и тогда не утратят характера непредвидимости. Стало быть, об чем же
тут толковать?
Но Кшепшицюльский понес в ответ сущую околесицу, так что я только
тут понял,
как неприятно иметь дело с людьми, о которых никогда нельзя сказать наверное, лгут они или нет.
— Да, да… довольно-таки вы поревновали… понимаю я вас! Ну, так вот что, мой друг! приступимте прямо к делу! Мне же и недосуг: в Эртелевом лед скалывают, так присмотреть нужно… сенатор, голубчик, там живет! нехорошо,
как замечание сделает! Ну-с, так изволите видеть… Есть у меня
тут приятель один… такой друг! такой друг!
Я не скажу, чтоб Балалайкин был немыт, или нечесан, или являл признаки внешних повреждений, но бывают такие физиономии, которые —
как ни умывай, ни холь, а все кажется, что настоящее их место не
тут, где вы их видите, а в доме терпимости.
— И то сказать, трудно в ихнем сословии без греха прожить! Цельный день по кухням да по лавкам шляются, то видят, другое видят —
как тут себя уберечи!
Через несколько дней, часу в двенадцатом утра, мы отправились в Фонарный переулок, и так
как дом Зондермана был нам знаком с юных лет, то отыскать квартиру Балалайкина не составило никакого труда. Признаюсь, сердце мое сильно дрогнуло, когда мы подошли к двери, на которой была прибита дощечка с надписью: Balalaikine, avocat. Увы! в былое время
тут жила Дарья Семеновна Кубарева (в просторечии Кубариха) с шестью молоденькими и прехорошенькими воспитанницами, которые называли ее мамашей.
— Не по золотничку, а фунтов по пяти разом прячут — вот я вам
как скажу! Я сам… да что
тут! вы думаете, состояние-то мы откуда? Обстановка эта и все?..
И так меня этот сон расстроил, что уж и не знаю,
как с собой благороднее порешить: утопиться или повеситься?"Но новгородцы, видя, что у князя ихнего ум свободный, молчали, а про себя думали: не ровен случай, и с петли сорвется, и из воды сух выйдет —
как тут советовать!
Глумов, который всегда действовал порывами, не воздержался и
тут. Не успел Очищенный кончить повесть своей жизни,
как он уже восклицал...
— Да ты пойми, за
какое дело тебе их дают! — убеждал его Глумов, — разве труды какие-нибудь от тебя потребуются! Съездишь до свадьбы раза два-три в гости — разве это труд? тебя же напоят-накормят, да еще две-три золотушки за визит дадут — это не в счет! Свадьба, что ли, тебя пугает? так ведь и
тут — разве настоящая свадьба будет?
— А для вида — и совсем нехорошо выйдет. Помилуйте,
какой тут может быть вид! На днях у нас обыватель один с теплых вод вернулся, так сказывал: так там чисто живут, так чисто, что плюнуть боишься: совестно! А у нас разве так возможно? У нас, сударь, доложу вам, на этот счет полный простор должен быть дан!
— Так вот по этому образцу и извольте судить,
каких примеров нам следует ожидать, — вновь повел речь Прудентов, — теперича в нашем районе этого торгующего народа — на каждом шагу, так ежели всякий понятие это будет иметь да глаза таращить станет —
как тут поступать? А с нас, между прочим, спрашивают!
— Чудак! да
как же ты его избегнешь, коли оно всегда
тут, перед тобой?
— Даже в любви к начальству — и
тут от неумеренных выражений воздерживаться надлежит. Вот
как жизненная-то наука нам приказывает!
— Провизию надо покупать умеючи, — говорил он, —
как во всяком деле вообще необходимо с твердыми познаниями приступать, так и
тут. Знающий — выигрывает, а незнающий — проигрывает. Вот, например, ветчину, языки и вообще копченье надо в Мучном переулке приобретать; рыбу — на Мытном; живность, коли у кого времени достаточно есть, — на заставах у мужичков подстерегать. Многие у мужичков даже задаром отнимают, но я этого не одобряю.
— Помилуйте! — сказал он, наконец, — кругом, можно сказать, тетерева сидят —
как тут пользы не получить! Вот хоть бы господин Юханцев…
— Вот, видишь,
как оно легко, коли внутренняя-то благопристойность у человека в исправности! А ежели в тебе этого нет — значит, ты сам виноват.
Тут, брат, ежели и не придется тебе уснуть — на себя пеняй! Знаете ли, что я придумал, друзья? зачем нам квартиры наши на ключи запирать? Давайте-ка без ключей… мило, благородно!
Но и
тут,
как девица умная, поставила непременным условием, чтоб предполагаемый союз ни в
каком случае не стеснил ни ее, ни старого голубя.
Тут только я понял,
какое великое будущее открывается перед Глумовым.
Опять подивились, но только что хотели рассмотреть, следует ли
тут видеть руку провидения, явно России благодеющего,
как Перекусихин 1-й дал разговору несколько иной оборот.
— Корчева встретила нас недружелюбно. Было не больше пяти часов, когда пароход причалил к пристани; но, благодаря тучам, кругом обложившим небо, сумерки наступили раньше обыкновенного. Дождь усилился, почва размокла, берег был совершенно пустынен. И хотя до постоялого двора было недалеко, но так
как ноги у нас скользили, то мы через великую силу, вымокшие и перепачканные, добрались до жилья.
Тут только мы опомнились и не без удивления переглянулись друг с другом, словно спрашивая: где мы?
Разумеется, Глумов только того и ждал. По его инициативе мы взяли друг друга за руки и троекратно прокричали: рады стараться, Ваше пре-вос-хо-ди-тель-ствоо! Смотрим, ан и гороховое пальто
тут же с нами руками сцепилось! И только что мы хотели ухватиться за него,
как его уж и след простыл.
Но
тут случилось нечто диковинное. Не успела молодуха порядком объясниться,
как вдруг, словно гром, среди нас упала фраза...
Сидит неделю, сидит другую; вреда не делает, а только не понимает. И обыватели тоже не понимают. Тут-то бы им и отдышаться, покуда он без вреда запершись сидел, а они вместо того испугались. Да нельзя было и не испугаться. До тех пор все вред был, и все от него пользы с часу на час ждали; но только что было польза наклевываться стала,
как вдруг все кругом стихло: ни вреда, ни пользы. И чего от этой тишины ждать — неизвестно. Ну, и оторопели. Бросили работы, попрятались в норы, азбуку позабыли, сидят и ждут.
Нас обыскали, но когда ничего, кроме ношебного платья, не нашли, то на нас не кричали: врешь, подавай! —
как будто бы мы могли, по произволению,
тут же родить тюки с прокламациями.
Так
как пароход должен был прийти только на следующий день, то мы и решились посвятить предстоящий вечер выполнению той части нашей программы, в которой говорится о составлении подложных векселей. Очищенный без труда написал задним числом на свое имя десять векселей, каждый в двадцать пять тысяч рублей, от имени временной с. — петербургской 2-й гильдии купчихи из дворяин Матрены Ивановны Очищенной. Один из этих векселей почтенный старичок
тут же пожертвовал на заравшанский университет.
— У нас ноне и уголовщина — и та мимо суда прошла. Разве который уж вор с амбицией, так тот суда запросит, а прочиих всех воров у нас сами промежду себя решат. Прибьют, либо искалечат — поди жалуйся! Прокуроры-то наши глаза проглядели, у окошка ждамши, не приведут ли кого, — не ведут, да и шабаш! Самый наш суд бедный. Все равно
как у попов приходы бывают; у одного тысяча душ в приходе, да все купцы да богатей, а у другого и ста душ нет, да и у тех на десять душ одна корова. У чего
тут кормиться попу?
— "Да так, говорит, я уж с неделю их поджидаю:
как только подплывут к Волге —
тут им всем от меня одно решение выйдет!"
Подумайте,
какие деревья — дубы, лиственницы, кедры есть! — сколько
тут добра!
И действительно, даже в эту самую минуту жестокость, с которою он выдирал запутавшуюся в ячейках бредня рыбешку, была поразительна. Он дергал рыбу, мял ее, выворачивал ей жабры, и ежели не ел
тут же живьем, то потому, что спешил
как можно больше изловить, опасаясь,
как бы не застигнул Лазарь и не отнял.
Казалось, тут-то бы и отдышаться обывателям, а они вместо того испугались. Не поняли, значит. До тех пор все вред с рассуждением был, и все от него пользы с часу на час ждали. И только что польза наклевываться стала,
как пошел вред без рассуждения, а чего от него ждать — неизвестно. Вот и забоялись все. Бросили работы, попрятались в норы, азбуку позабыли, сидят и ждут.