Неточные совпадения
В согласность с этою жизненною практикой выработалась у нас и наружность. Мы
смотрели тупо и невнятно, не могли произнести сряду несколько слов, чтобы не впасть в одышку, топырили губы и как-то нелепо шевелили ими, точно сбираясь сосать собственный язык. Так что я нимало не
был удивлен, когда однажды на улице неизвестный прохожий, завидевши нас, сказал: вот идут две идеально-благонамеренные скотины!
— Мало ли что казалось! надо
было в даль
смотреть!
— Да-с, Захотел посмеяться и посмеялся. В три часа ночи меня для него разбудили; да часа с два после этого я во все места отношения да рапорты писал. А после того, только что
было сон заводить начал, опять разбудили: в доме терпимости демонстрация случилась! А потом извозчик нос себе отморозил — оттирали, а потом,
смотрю, пора и с рапортом! Так вся ночка и прошла.
Мы в недоумении
смотрели друг на друга. Что такое еще ожидает нас? какое еще новое «удовольствие» от нас потребуется? Не дальше как минуту назад мы
были веселы и беспечны — и вдруг какая-то новая загадка спустилась на наше существование и угрожала ему катастрофою…
— Не скажу, чтобы особенно рад, но надо же и остепениться когда-нибудь. А ежели
смотреть на брак с точки зрения самосохранения, то ведь, пожалуй, лучшей партии и желать не надо. Подумай! ведь все родство тут же, в своем квартале
будет. Молодкин — кузен, Прудентов — дяденька, даже Дергунов, старший городовой, и тот внучатным братом доведется!
Мы с новою страстью бросились в вихрь удовольствий, чтобы только забыть о предстоящем свидании с Иваном Тимофеичем. Но существование наше уже
было подточено. Мысль, что вот-вот сейчас позовут и предложат что-то неслыханное, вследствие чего придется, пожалуй, закупориться в Проплеванную, — эта ужасная мысль следила за каждым моим шагом и заставляла мешать в кадрилях фигуры. Видя мою рассеянность, дамы томно
смотрели на меня, думая, что я влюблен...
— Я уже опоздал на целую минуту, — сказал он,
смотря на часы, — затем, прощайте! И буде условия мои
будут признаны необременительными, то прошу иметь в виду!
Да, это он! — говорил я сам себе, — но кто он? Тот
был тщедушный, мизерный, на лице его
была написана загнанность, забитость, и фрак у него… ах, какой это
был фрак! зеленый, с потертыми локтями, с светлыми пуговицами, очевидно, перешитый из вицмундира, оставшегося после умершего от геморроя титулярного советника! А этот — вон он какой! Сыт, одет, обут — чего еще нужно! И все-таки это — он, несомненно, он, несмотря на то, что
смотрит как только сейчас отчеканенный медный пятак!
— Мылом отдает, а, впрочем, мы с Немировичем
ели. Немирович, Латкин и я. Там, батюшка, летом семьдесят три градуса морозу бывает, а зимой — это что ж! Так тут и тюленине
будешь рад. Я однажды там нос отморозил; высморкался —
смотрю, ан нос в руке!
И вот сижу я однажды в"Эльдорадо", в сторонке,
пью пиво, а между прочим и материал для предбудущего нумера газеты сбираю —
смотрю, присаживается она ко мне. Так и так, говорит, гласную кассу ссуд открыть желаю — одобрите вы меня? — Коли капитал, говорю, имеете, так с богом! — Капитал, говорит, я имею, только вот у мировых придется разговор вести, а я, как женщина, ничего чередом рассказать не могу! — Так для этого вам, сударыня, необходимо мужчину иметь! — Да, говорит, мужчину!
— Вот оно самое и
есть. Хорошо, что мы спохватились скоро. Увидели, что не выгорели наши радости, и, не долго думая, вступили на стезю благонамеренности. Начали гулять, в еду ударились, папироски стали набивать, а рассуждение оставили. Потихоньку да полегоньку —
смотрим, польза вышла. В короткое время так себя усовершенствовали, что теперь только сидим да глазами хлопаем. Кажется, на что лучше! а? как ты об этом полагаешь?
Есть у меня в районе француз-перчаточник, только на днях я ему и говорю:"
смотри, Альфонс Иваныч, я к тебе с визитом собираюсь!"–"В магазин?" — спрашивает.
Выражение его лица
было любезное и добродушное, так что с первого взгляда казалось, что на вас
смотрит сычуг из колбасной Шписа, получивший способность улыбаться.
Балалайкин
был одет щегольски и
смотрел почти прилично. Даже Иван Тимофеич его похвалил, сказавши: ну вот, ты теперь себя оправдал! А невеста, прежде чем сесть за обед, повела его в будуар и показала шелковый голубой халат и расшитые золотом торжковские туфли, сказав: это — вам! Понятно, что после этого веселое выражение не сходило с лица Балалайкина.
Однако ж, думаю: грех
будет, ежели сразу молодых людей в отчаянность привести — подослал, знаете, дипломата нашего, говорю:
смотри, ежели что — ты в ответе!
Смотря на молодых, можно
было только радоваться: оба одинаково согреты пламенем любви и оба одинаково молоды и могучи!
— Это
смотря. Об этом еще диспут идет. Ноне так рассуждают: ты говоришь, что коль скоро ты ничего не сделал, так, стало
быть, шкура — твоя? АН это неправильно. Ничего-то не делать всякий может, а ты делать делай, да так, чтоб тебя похвалили!
К чести своей, однако ж, я должен сказать, что устоял. Одно время чуть
было у меня не сползло с языка нечто вроде обещания подумать и
посмотреть, но на этот раз, слава богу, Выжлятников сам сплошал. Снялся с кресла и оставил меня, обещавши в непродолжительном времени зайти опять и возобновить разговор.
Это
было сказано так мило, как будто она приглашала меня перейти из кабинета в гостиную. Очень даже возможно, что она именно так и
смотрела на свою миссию, потому что, когда я высказал ей это предположение, она нимало не удивилась и сказала...
Однако ж дело кое-как устроилось. Поймали разом двух куриц, выпросили у протопопа кастрюлю и, вместо плиты, под навесом на кирпичиках сварили суп. Мало того: хозяин добыл где-то связку окаменелых баранок и крохотный засушенный лимон к чаю. Мы опасались, что вся Корчева сойдется
смотреть, как имущие классы суп из курицы
едят, и, чего доброго, произойдет еще революция; однако бог миловал.
Поевши, все ободрились и почувствовали прилив любознательности.
— И паспорты. Что такое паспорты? Паспорты всегда и у всех в исправности! Вот намеднись. Тоже по базару человек ходит.
Есть паспорт? —
есть!
Смотрим: с иголочки! — Ну, с богом. А спустя неделю оказывается, что этого самого человека уж три года ищут. А он, между прочим, у нас по базару ходил, и мы его у себя, как и путного, прописали. Да.
— У мещанина Презентова маховое колесо
посмотреть можно… в роде как perpetuum mobile [Пусть читатель ничему не удивляется в этой удивительной истории. Я и сам отлично понимаю, что никаких писем в Корчеве не могло
быть получено, но что же делать, если так вышло. Ведь, собственно говоря, и в Корчеве никто из нас не
был, однако выходит, что
были. (Прим. М. E. Салтыкова-Щедрина.)], — подсказал секретарь. — Сам выдумал.
И несмотря на то, что ей
было за пятьдесят, — все еще
смотрела девчонкой.
У него, куда он ни обернется — везде"свой брат", которому он
будет жаловаться и руки показывать:
смотрите, запястья-то как натерли!
Это
был урядник; на голове — кепи, сбоку — шашка; усы — нафабрены. Он стоял и в задумчивости
смотрел на березки, которыми
был обсажен красный двор, словно рассчитывал, сколько тут может выйти сажен дров.
Всю остальную дорогу мы шли уже с связанными руками, так как население, по мере приближения к городу, становилось гуще, и урядник, ввиду народного возбуждения, не смел уже допустить никаких послаблений. Везде на нас стекались
смотреть; везде при нашем появлении кричали: сицилистов ведут! а в одной деревне даже хотели нас судить народным судом, то
есть утопить в пруде…
У меня
было в Кашинском уезде несколько кузин, и я,
будучи ребенком, жадно слушал их рассказы о том, какая в Кашине бесподобная икра, какие беседки [Печенье из теста, сдобного или кислого,
смотря по вкусу.
— Вот извольте, вашескородие,
смотреть. В сем месте, скажем примерно, скрозь дыра — значит, и вода в
ем не держится. А в сем месте — грунт; значит, и вода в
ем завсегда
есть. Так точно и в эфтом деле: в одном месте вода скрозь течет, а в другом — накапливается.
Иван Иваныч (на все согласен). Что ж, приостановить так приостановить. Покуда
были подсудимые, и мы суждение имели, а нет подсудимых — и нам суждение иметь не о ком. Коли некого судить, стало
быть, и… (Просыпается.) Что, бишь, я говорю? (
Смотрит на часы и приятно изумляется.) Четвертый час в исходе! время-то как пролетело! Семен Иваныч! Петр Иваныч! милости просим!
Любили ли князя мужички — неизвестно; но так как недовольства никто никогда не заявлял, то этого
было достаточно"Несколько чинно и как будто скучновато
смотрела сельская улица, однако ж князь не препятствовал крестьянской веселости и даже по праздникам лично ходил на село
смотреть, как девки хороводы водят.
Пользуясь этою передышкой, я сел на дальнюю лавку и задремал. Сначала видел во сне"долину Кашемира", потом — "розу Гюллистана", потом — "груди твои, как два белых козленка", потом — приехал будто бы я в Весьегонск и не знаю, куда оттуда бежать, в Устюжну или в Череповец… И вдруг меня кольнуло. Открываю глаза,
смотрю… Стыд!! Не бичующий и даже не укоряющий, а только как бы недоумевающий. Но одного этого"недоумения"
было достаточно, чтоб мне сделалось невыносимо жутко.
Нас охватил испуг. Какое-то тупое чувство безвыходности, почти доходившее до остолбенения. По-видимому, мы только собирались с мыслями и даже не задавали себе вопроса: что ж дальше? Мы не гнали из квартиры Очищенного, и когда он настаивал, чтоб его статью отправили в типографию, то безмолвно
смотрели ему в глаза. Наконец пришел из типографии метранпаж и стал понуждать нас, но, не получив удовлетворения, должен
был уйти восвояси.
Это
была не казнь, а те предшествующие ей четверть часа, в продолжение которых читается приговор, а осужденный окостенелыми глазами
смотрит на ожидающую его плаху.
Стал он в обывательские норы залезать и поодиночке их оттоле вытаскивать. Вытащит одного — приведет в изумление; вытащит другого — тоже в изумление приведет. Но не успеет до крайней норы дойти —
смотрит, ан прежние опять в норы уползли… Нет, стало
быть, до настоящего вреда он еще не дошел!