Неточные совпадения
С тех пор он
и остался у нас, только
спать уходил в квартал да по утрам играл
на бильярде в ресторане Доминика, говоря, что это необходимо в видах внутренней политики.
Нервы мои окончательно
упали. Я старался что-нибудь сообразить, отыскать что-нибудь —
и не мог. Я беспомощно смотрел
на моего истязателя
и бормотал...
Я летел домой, не чувствуя ног под собою,
и как только вошел в квартиру, так сейчас же
упал в объятия Глумова. Я рассказал ему все:
и в каком я был ужасном положении,
и как
на помощь мне вдруг явилось нечто неисповедимое…
Мы G ним вместе в Соловках были, пиво-мед пили, по усам текло, в рот не
попало — так вот он,
на память связывающих нас уз, изловил
и прислал!
— Да, господа, много-таки я в своей жизни перипетий испытал! — начал он вновь. — В Березов сослан был, пробовал картошку там акклиматизировать — не выросла! Но зато много
и радостей изведал! Например, восход солнца
на берегах Ледовитого океана — это что же такое! Представьте себе, в одно
и то же время
и восходит,
и заходит — где это увидите? Оттого там никто
и не
спит. Зимой
спят, а летом тюленей ловят!
Однажды, правда, она чуть было не увлеклась,
и именно когда к ней привели
на показ графа Ломпопо, который отрекомендовал себя камергером Дона Карлоса, состоящим, в ожидании торжества своего повелителя,
на службе распорядителем танцев в Пале-де-Кристаль (рюмка водки 5 к., бутылка пива 8 к.); но Ломпопо с первого же раза выказал алчность, попросив заплатить за него извозчику, так что Фаинушка заплатить заплатила, но от дальнейших переговоров отказалась.
Не раз она решалась бросить все
и бежать в Пале-де-Кристаль, но невидимая рука удерживала ее
на стезе благоразумия.
Балалайкина, наконец, привезли,
и мы могли приступить к обеду. Жених
и невеста, по обычаю, сели рядом, Глумов поместился подле невесты (он даже изумления не выказая, когда я ему сообщил о желании Фаинушки), я — подле жениха. Против нас сел злополучный меняло, имея по бокам посаженых отцов. Прочие гости разместились как
попало, только Редедя отвел себе место
на самом конце стола
и почти не сидел, а стоял
и, распростерши руки, командовал армией менял, прислуживавших за столом.
"Действия. По вступлении в вагон занимались усаживанием, после чего вынули коробок с провизией
и почерпали в оном, покуда не стемнело. В надлежащих местах выходили
на станции для обеда, чая
и ужина. Ночью —
спали.
— Ну да, мы; именно мы,"средние"люди. Сообрази, сколько мы испытали тревог в течение одного дня! Во-первых, во все лопатки бежали тридцать верст; во-вторых, нас могли съесть волки, мы в яму могли
попасть, в болоте загрузнуть; в-третьих, не успели мы обсушиться, как опять этот омерзительный вопрос: пачпорты есть? А вот ужо погоди: свяжут нам руки назад
и поведут
на веревочке в Корчеву…
И ради чего? что мы сделали?
Тоска овладела нами, та тупая, щемящая тоска, которая
нападает на человека в предчувствии загадочной
и ничем не мотивированной угрозы.
Мне казалось, что Кашин есть нечто вроде светлого помещичьего рая,
и я горько роптал
на провидение, уродившее меня не в Кашине, а в глухой калязинской Мещере, где помещики вповалку не
спали, в сижу-посижу не играли, экосезов не танцевали, а жили угрюмо, снедаемые клопами
и завистью к счастливым кашинцам [Я еще застал веселую помещичью жизнь
и помню ее довольно живо.
За нею виднелось несколько десятков мелких головастиков, большая часть которых была вызвана защитой,
и, наконец, в особой лохани, широко разинув
пасть, нервно плескалась щука, относительно которой Громобой был долгое время в нерешительности, вызвать ли ее в качестве свидетельницы или же посадить
на скамью обвиняемых в качестве укрывательницы, так как большая часть оставивших отечество пискарей была ею заглотана.
Щука (разевает
пасть, чтобы лжесвидетельствовать, но при виде ее разинутой
пасти подсудимым овладевает ужас. Он неистово плещется в тарелке
и даже подпрыгивает, с видимым намерением перескочить через край. У щуки навертываются
на глазах слезы от умиления, причем
пасть ее инстинктивно то разевается, то захлопывается. Однако ж мало-помалу движения пискаря делаются менее
и менее порывистыми; он уже не скачет, а только содрогается. Еще одно, два, три содрогания
и…)
Арендатор стоял
на крыльце княжеского дома (он занимал нижний этаж)
и толково объяснял мужичку, почему именно ему выгоднее быть слопанным им, евреем, нежели Астафьичем, который тоже разевал
на мужичка
пасть.
Каждую неделю ходил к нам Очищенный с урочным фельетоном
и всегда встречал у нас радушный прием; но
на этот раз нам показалось странным: каким образом
попал к нам этот злокачественный старик?
Да
и прочие все дела под стать сложились: поля заскорбли, реки обмелели,
на стада сибирская язва
напала.
Неточные совпадения
А уж Тряпичкину, точно, если кто
попадет на зубок, берегись: отца родного не пощадит для словца,
и деньгу тоже любит. Впрочем, чиновники эти добрые люди; это с их стороны хорошая черта, что они мне дали взаймы. Пересмотрю нарочно, сколько у меня денег. Это от судьи триста; это от почтмейстера триста, шестьсот, семьсот, восемьсот… Какая замасленная бумажка! Восемьсот, девятьсот… Ого! за тысячу перевалило… Ну-ка, теперь, капитан, ну-ка, попадись-ка ты мне теперь! Посмотрим, кто кого!
Анна Андреевна. Перестань, ты ничего не знаешь
и не в свое дело не мешайся! «Я, Анна Андреевна, изумляюсь…» В таких лестных рассыпался словах…
И когда я хотела сказать: «Мы никак не смеем надеяться
на такую честь», — он вдруг
упал на колени
и таким самым благороднейшим образом: «Анна Андреевна, не сделайте меня несчастнейшим! согласитесь отвечать моим чувствам, не то я смертью окончу жизнь свою».
Смотреть никогда не мог
на них равнодушно;
и если случится увидеть этак какого-нибудь бубнового короля или что-нибудь другое, то такое омерзение
нападет, что просто плюнешь.
Пал дуб
на море тихое, //
И море все заплакало — // Лежит старик без памяти // (Не встанет, так
и думали!).
В день Симеона батюшка // Сажал меня
на бурушку //
И вывел из младенчества // По пятому годку, // А
на седьмом за бурушкой // Сама я в стадо бегала, // Отцу носила завтракать, // Утяточек
пасла.