Неточные совпадения
— Некогда,
мой друг, объяснять — в департамент спешу! Да и не объяснишь ведь тому, кто понимать не хочет. Мы — русские; мы эти вещи сразу должны понимать. Впрочем, я свое
дело сделал, предупредил, а последуете ли
моему совету или не последуете, это уж вы сами…
— Ты сообрази,
мой друг, — говорил я, — ведь по этому расчету выходит, что я, по малой мере, каждый
день полтину на ветер бросаю! А сколько этих полтин-то в год выйдет?
На другой
день я проснулся в восемь часов утра, и первою
моею мыслью было возблагодарить подателя всех благ за совершившееся во мне обновление…
— Ну, хорошо, не будем. А только я все-таки должен тебе сказать: призови на помощь всю изворотливость своего ума, скажи, что у тебя тетка умерла, что
дела требуют твоего присутствия в Проплеванной, но… отклони! Нехорошо быть сыщиком, друг
мой! В крайнем случае мы ведь и в самом
деле можем уехать в твою Проплеванную и там ожидать, покуда об нас забудут. Только что мы там есть будем?
— Да,
дело,
дело! — заторопился он, — да еще дело-то какое! Услуги,
мой друг, прошу! такой услуги… что называется, по гроб жизни… вот какой услуги прошу!
— Да, да… довольно-таки вы поревновали… понимаю я вас! Ну, так вот что,
мой друг! приступимте прямо к
делу! Мне же и недосуг: в Эртелевом лед скалывают, так присмотреть нужно… сенатор, голубчик, там живет! нехорошо, как замечание сделает! Ну-с, так изволите видеть… Есть у меня тут приятель один… такой друг! такой друг!
— Да ведь от вас ничего такого и не потребуется,
мой друг, — успокоивал он меня. — Съездите в церковь (у портного Руча вам для этого случая «пару» из тонкого сукна закажут), пройдете три раза вокруг налоя, потом у кухмистера Завитаева поздравление примете — и
дело с концом. Вы — в одну сторону, она — в другую! Мило! благородно!
— Не могу, душа
моя, не могу! в конкурс спешу! Вот записка, в которой все
дело объяснено. А теперь прощай!
Несколько минут Иван Тимофеич стоял как опаленный. Что касается до меня, то я просто был близок к отчаянию, ибо, за несообразностью речей Балалайкина,
дело, очевидно, должно было вновь обрушиться на меня. Но именно это отчаяние удесятерило
мои силы, сообщило
моему языку красноречие почти адвокатское, а мысли — убедительность, которою она едва ли когда-нибудь обладала.
Через несколько
дней, часу в двенадцатом утра, мы отправились в Фонарный переулок, и так как дом Зондермана был нам знаком с юных лет, то отыскать квартиру Балалайкина не составило никакого труда. Признаюсь, сердце
мое сильно дрогнуло, когда мы подошли к двери, на которой была прибита дощечка с надписью: Balalaikine, avocat. Увы! в былое время тут жила Дарья Семеновна Кубарева (в просторечии Кубариха) с шестью молоденькими и прехорошенькими воспитанницами, которые называли ее мамашей.
— Жалованья я получаю двадцать пять рублей в месяц, — продолжал он после краткого отдыха. — Не спорю: жалованье хорошее! но ежели принять во внимание: 1) что, по воспитанию
моему, я получил потребности обширные; 2) что съестные припасы с каждым
днем делаются дороже и дороже, так что рюмка очищенной стоит ныне десять копеек, вместо прежних пяти, — то и выходит, что о бифштексах да об котлетках мне и в помышлении держать невозможно!
— Que voulez-vous, mon cher! [Что вы хотите, дорогой
мой!] Эти ханы… нет в мире существ неблагодарнее их! Впрочем, он мне еще пару шакалов прислал, да черта ли в них! Позабавился несколько
дней, поездил на них по Невскому, да и отдал Росту в зоологический сад. Главное
дело, завывают как-то — ну, и кучера искусали. И представьте себе, кроме бифштексов, ничего не едят, канальи! И непременно, чтоб из кухмистерской Завитаева — извольте-ка отсюда на Пески три раза в
день посылать!
— Все оттуда! там всему начало положено, там-с! Отыскивая для мятежных ханов невест, не много наживешь! Черта с два — наживешь тут! Там все, и связи
мои все там начались! Я теперь у всех золотопромышленников по всем
делам поверенным состою: женам шляпки покупаю, мужьям — прически. Сочтите, сколько я за это одного жалованья получаю? А рябчики сибирские? а нельма? — это не в счет! Мне намеднись купец Трапезников мамонтов зуб из Иркутска в подарок прислал — хотите, покажу?
— Помилуй, душа
моя! именно из"Рюрикова вещего сна"! Мне впоследствии сам маститый историк всю эту проделку рассказывал… он по источникам ее проштудировал! Он, братец, даже с Оффенбахом списывался: нельзя ли, мол, на этот сюжет оперетку сочинить? И если бы смерть не пресекла
дней его в самом разгаре подъятых трудов…
— Это,
мой друг, такой сюжет! такой сюжет! Если б только растолковать Оффенбаху как следует! Представь себе, например, хор помпадуров, или хор капитан-исправников! или хор судебных следователей по особенно важным
делам! Ведь это что такое!
Но этим
мои злоключения не ограничились. Вскоре после того на меня обратила внимание Матрена Ивановна. Я знал ее очень давно — она в свое время была соперницей Дарьи Семеновны по педагогической части — знал за женщину почтенную, удалившуюся от
дел с хорошим капиталом и с твердым намерением открыть гласную кассу ссуд. И вдруг, эта самая женщина начинает заговаривать… скажите, кто же своему благополучию не рад!
Но не успел он последовать
моему совету, как
дело приняло совершенно неожиданный оборот. На помощь нам явился Очищенный.
— Было раз — это точно. Спас я однажды барышню, из огня вытащил, только, должно быть, не остерегся при этом. Прихожу это на другой
день к ним в дом, приказываю доложить, что, мол, тот самый человек явился, — и что же-с! оне мне с лрислугой десять рублей выслали. Тем
мой роман и кончился.
Я никак не предполагал, чтоб дезертирство Глумова могло произвести такую пустоту в
моем жизненном обиходе. А между тем, случайно или неслучайно, с его изчезновением все
мои новые друзья словно сгинули. Три
дня сряду я не слышал никаких слов, кроме краткого приглашения: кушать подано! Даже паспорта ни разу не спросили, что уже ясно свидетельствовало, что я нахожусь на самом
дне реки забвения.
По
моему мнению, с этим
делом нужно покончить как можно скорее: отстрадать сколько следует и затем, заручившись свидетельством, что все просветительные обряды выполнены нами сполна, благополучно следовать дальше.
[Официальное название усадьбы — «Золотое
дно»; «Проплеванною» же она называлась в просторечии, потому что во времена оны прежний владелец проиграл ее
моему дедушке в плевки.
Я знаю, что система, допускающая пользование услугами заведомых прохвостов, в качестве сдерживающей силы относительно людей убеждения, существует не со вчерашнего
дня, но, по
моему мнению, давность в подобном
деле есть прецедент, по малой мере, неуместный.
Дальнейшая очередь была за мной. Но только что я приступил к чтению"Исторической догадки": Кто были родители камаринского мужика? — как послышался стук в наружную дверь. Сначала стучали легко, потом сильнее и сильнее, так что я, переполошенный, отворил окно, чтоб узнать, в чем
дело. Но в ту самую минуту, как я оперся на подоконник, кто-то снаружи вцепился в
мои руки и сжал их как в клещах. И в то же время, едва не сбив меня с ног, в окно вскочил мужчина в кепи и при шашке.
Во все продолжение
моей литературной деятельности я представлял собою утопающего, который хватается за соломинку. Покуда соломинки были, я кое-как держался; но как скоро нет и соломинок — ясное
дело, что приходится утонуть.