Однажды, однако, матушка едва не приняла серьезного решения относительно Аннушки. Был какой-то большой праздник, но так как услуга по дому и в праздник нужна, да, сверх того, матушка в этот день чем-то особенно встревожена была, то, натурально, сенные девушки не гуляли. По обыкновению, Аннушка произнесла за обедом приличное случаю слово, но, как я
уже заметил, вступивши однажды на практическую почву, она уже не могла удержаться на высоте теоретических воззрений и незаметно впала в противоречие сама с собою.
Неточные совпадения
Барин делает полуоборот, чтоб снова стать на молитву, как взор его встречает жену старшего садовника, которая выходит из садовых ворот. Руки у нее заложены под фартук: значит, наверное, что-нибудь несет. Барин
уж готов испустить крик, но садовница вовремя
заметила его в окне и высвобождает руки из-под фартука; оказывается, что они пусты.
На одном из подобных собеседований нас застала однажды матушка и порядочно-таки рассердилась на отца Василия. Но когда последний объяснил, что я
уж почти всю науку произошел, а вслед за тем неожиданно предложил, не угодно ли,
мол, по-латыни немножко барчука подучить, то гнев ее смягчился.
В доме завелись гувернантки; старшей сестре
уже минуло одиннадцать лет, старшему брату — десять; надо было везти их в Москву,
поместить в казенные заведения и воспитывать на свой счет.
— Признаться сказать, я и забыла про Наташку, — сказала она. — Не следовало бы девчонку баловать, ну да
уж, для дорогих гостей, так и быть — пускай за племянничка Бога
молит. Ах, трудно мне с ними, сестрица, справляться! Народ все сорванец — долго ли до греха!
— Только Григорий Павлыч очень
уж рассердился, как узнал! Приехал из подмосковной, кричит: «Не
смейте к Затрапезным ездить! запрещаю!» Даже подсвечником замахнулся; еще немного — и лоб старику раскроил бы!
От Троицы дорога идет ровнее, а с последней станции даже очень порядочная. Снег
уж настолько осел, что местами можно по насту проехать. Лошадей перепрягают «гусем», и они бегут веселее, словно понимают, что надолго избавились от московской суеты и многочасных дежурств у подъездов по ночам. Переезжая кратчайшим путем через озеро, путники
замечают, что оно
уж начинает синеть.
Матушка с тоской смотрит на графинчик и говорит себе: «Целый стакан давеча влили, а он
уж почти все слопал!» И, воспользовавшись минутой, когда Стриженый отвернул лицо в сторону, отодвигает графинчик подальше. Жених, впрочем,
замечает этот маневр, но на этот раз, к удовольствию матушки, не настаивает.
Все
замечают, что он слегка осовел. Беспрерывно вытирает платком глаза и распяливает их пальцами, чтоб лучше видеть. Разговор заминается; матушка спешит сократить «вечерок», тем более что часы
уже показывают одиннадцатый в исходе.
— Ах, не говорите! девушки ведь очень хитры. Может быть, они
уж давно друг друга
заметили; в театре, в собрании встречались, танцевали, разговаривали друг с другом, а вам и невдомек. Мы, матери, на этот счет просты. Заглядываем бог знает в какую даль, а что у нас под носом делается, не видим. Оттого иногда…
А на Архипа (он
уже временно
замещал Федота) разве можно положиться?
Но все на свете кончается; наступил конец и тревожному времени. В 1856 году Федор Васильич съездил в Москву. Там
уже носились слухи о предстоящих реформах, но он, конечно, не поверил им. Целый год после этого просидел он спокойно в Словущенском, упитывая свое тело, прикармливая соседей и строго наблюдая, чтоб никто «об этом» даже заикнуться не
смел. Как вдруг пришло достоверное известие, что «оно»
уже решено и подписано.
— Нет, оттепелей не будет; это
уж я
замечал. Коли осень студеная стоит да снег раньше ноября выпал — стало быть, и санный путь установится сразу.
Разумеется, победу все-таки одержало то решение, которое
уже заранее само собой созрело в его душе и
наметило своего рода обязательную перспективу, обещавшую успокоение взволнованному чувству.
Одна из сестер Золотухиной, как я
уже упомянул выше, была выдана замуж в губернский город за приходского священника, и Марье Маревне пришло на мысль совершенно основательное предположение, что добрые родные, как люди зажиточные и притом бездетные, охотно согласятся взять к себе в дом племянника и
поместить его в губернскую гимназию приходящим учеником.
— И урожай хорош, и заготовки вышли удачные, только вот грибов не родилось: придет великий пост, ву щи покинуть нечего! И
заметьте,
уж третий год без грибов сидим, а рыжика так и в помине давным-давно нет, — что бы за причина такая?
Неточные совпадения
Городничий (в сторону).О, тонкая штука! Эк куда
метнул! какого туману напустил! разбери кто хочет! Не знаешь, с которой стороны и приняться. Ну, да
уж попробовать не куды пошло! Что будет, то будет, попробовать на авось. (Вслух.)Если вы точно имеете нужду в деньгах или в чем другом, то я готов служить сию минуту. Моя обязанность помогать проезжающим.
Городничий. Да я так только
заметил вам. Насчет же внутреннего распоряжения и того, что называет в письме Андрей Иванович грешками, я ничего не могу сказать. Да и странно говорить: нет человека, который бы за собою не имел каких-нибудь грехов. Это
уже так самим богом устроено, и волтерианцы напрасно против этого говорят.
Городничий (в сторону).Славно завязал узелок! Врет, врет — и нигде не оборвется! А ведь какой невзрачный, низенький, кажется, ногтем бы придавил его. Ну, да постой, ты у меня проговоришься. Я тебя
уж заставлю побольше рассказать! (Вслух.)Справедливо изволили
заметить. Что можно сделать в глуши? Ведь вот хоть бы здесь: ночь не спишь, стараешься для отечества, не жалеешь ничего, а награда неизвестно еще когда будет. (Окидывает глазами комнату.)Кажется, эта комната несколько сыра?
Хлестаков. Да, и в журналы
помещаю. Моих, впрочем, много есть сочинений: «Женитьба Фигаро», «Роберт-Дьявол», «Норма».
Уж и названий даже не помню. И всё случаем: я не хотел писать, но театральная дирекция говорит: «Пожалуйста, братец, напиши что-нибудь». Думаю себе: «Пожалуй, изволь, братец!» И тут же в один вечер, кажется, всё написал, всех изумил. У меня легкость необыкновенная в мыслях. Все это, что было под именем барона Брамбеуса, «Фрегат „Надежды“ и „Московский телеграф“… все это я написал.
«Вишь, тоже добрый! сжалился», — //
Заметил Пров, а Влас ему: // — Не зол… да есть пословица: // Хвали траву в стогу, // А барина — в гробу! // Все лучше, кабы Бог его // Прибрал…
Уж нет Агапушки…