Неточные совпадения
Отец был, по тогдашнему времени, порядочно образован; мать — круглая невежда; отец вовсе
не имел практического смысла и любил разводить на бобах, мать, напротив того, необыкновенно цепко хваталась за деловую сторону жизни, никогда вслух
не загадывала, а действовала молча и наверняка; наконец, отец женился уже
почти стариком и притом никогда
не обладал хорошим здоровьем, тогда как мать долгое время сохраняла свежесть, силу и красоту.
Тем
не меньше по части помещиков и здесь было людно (селений, в которых жили так называемые экономические крестьяне,
почти совсем
не было).
Дома
почти у всех были одного типа: одноэтажные, продолговатые, на манер длинных комодов; ни стены, ни крыши
не красились, окна имели старинную форму, при которой нижние рамы поднимались вверх и подпирались подставками.
Что касается до усадьбы, в которой я родился и
почти безвыездно прожил до десятилетнего возраста (называлась она «Малиновец»), то она,
не отличаясь ни красотой, ни удобствами, уже представляла некоторые претензии на то и другое.
Первые обыкновенно страдали тоской по предводительстве, достигнув которого разорялись в прах; вторые держались в стороне от
почестей, подстерегали разорявшихся, издалека опутывая их, и, при помощи темных оборотов, оказывались в конце концов людьми
не только состоятельными, но даже богатыми.
Нянек я помню очень смутно. Они менялись
почти беспрерывно, потому что матушка была вообще гневлива и, сверх того, держалась своеобразной системы, в силу которой крепостные,
не изнывавшие с утра до ночи на работе, считались дармоедами.
В течение целого дня они
почти никогда
не видались; отец сидел безвыходно в своем кабинете и перечитывал старые газеты; мать в своей спальне писала деловые письма, считала деньги, совещалась с должностными людьми и т. д.
Тем
не менее, несмотря на
почти совершенное отсутствие религиозной подготовки, я помню, что когда я в первый раз прочитал Евангелие, то оно произвело на меня потрясающее действие. Но об этом я расскажу впоследствии, когда пойдет речь об учении.
Что
чти, что
не чти — все одно!
На одном из подобных собеседований нас застала однажды матушка и порядочно-таки рассердилась на отца Василия. Но когда последний объяснил, что я уж
почти всю науку произошел, а вслед за тем неожиданно предложил,
не угодно ли, мол, по-латыни немножко барчука подучить, то гнев ее смягчился.
Кроме урочных занятий, которые мне
почти никаких усилий
не стоили, я, по собственному почину, перечитывал оставшиеся после старших детей учебники и скоро
почти знал наизусть «Краткую всеобщую историю» Кайданова, «Краткую географию» Иванского и проч.
Ни хрестоматии, ни даже басен Крылова
не существовало, так что я, в буквальном смысле слова,
почти до самого поступления в казенное заведение
не знал ни одного русского стиха, кроме тех немногих обрывков, без начала и конца, которые были помещены в учебнике риторики, в качестве примеров фигур и тропов…
Матушка видела мою ретивость и радовалась. В голове ее зрела коварная мысль, что я и без посторонней помощи, руководствуясь только программой, сумею приготовить себя, года в два, к одному из средних классов пансиона. И мысль, что я одиниз всех детей
почти ничего
не буду стоить подготовкою, даже сделала ее нежною.
Она научит
почитать старших, избегать общества неблаговоспитанных людей, вести себя скромно,
не увлекаться вредными идеями и т. д.
Косметиков она
не употребляет, но зубы у нее
почти сплошь восковые, и как она ими орудует — никто этого понять
не может.
Очень возможно, что действительно воровства
не существовало, но всякий брал без счета, сколько нужно или сколько хотел. Особенно одолевали дворовые, которые плодились как грибы и все, за исключением одиночек, состояли на месячине. К концу года оставалась в амбарах самая малость, которую
почти задаром продавали местным прасолам, так что деньги считались в доме редкостью.
В таком же беспорядочном виде велось хозяйство и на конном и скотном дворах. Несмотря на изобилие сенокосов, сена
почти никогда недоставало, и к весне скотина выгонялась в поле чуть живая. Молочного хозяйства и в заводе
не было. Каждое утро посылали на скотную за молоком для господ и были вполне довольны, если круглый год хватало достаточно масла на стол. Это было счастливое время, о котором впоследствии долго вздыхала дворня.
Господский дом в «Уголке»
почти совсем развалился, а средств поправить его
не было. Крыша протекала; стены в комнатах были испещрены следами водяных потоков; половицы колебались; из окон и даже из стен проникал ветер. Владелицы никогда прежде
не заглядывали в усадьбу; им и в голову
не приходило, что они будут вынуждены жить в такой руине, как вдруг их постигла невзгода.
Именьице было крохотное, всего сорок душ, но сестрицы и эту ограниченную хозяйственную силу
не стеснялись сокращать
почти наполовину.
Кормили тетенек более чем скупо. Утром посылали наверх по чашке холодного чаю без сахара, с тоненьким ломтиком белого хлеба; за обедом им первым подавали кушанье, предоставляя правовыбирать самые худые куски. Помню, как робко они входили в столовую за четверть часа до обеда, чтобы
не заставить ждать себя, и становились к окну. Когда появлялась матушка, они приближались к ней, но она
почти всегда с беспощадною жестокостью отвечала им, говоря...
И в нашем доме, и у соседей к женской
чести относились
не особенно осторожно.
Здесь, я полагаю, будет уместно рассказать тетенькину историю, чтобы объяснить те загадочности, которыми полна была ее жизнь. Причем
не лишним считаю напомнить, что все описываемое ниже происходило еще в первой четверти нынешнего столетия, даже
почти в самом начале его.
Сверх того, он
не имел понятия об офицерской
чести.
Она уж и
не пыталась бороться с мужем, а только старалась
не попадаться ему на глаза, всячески угождая ему при случайных встречах и
почти безвыходно проводя время на кухне.
Тут же, совсем кстати, умер старый дворовый Потап Матвеев, так что и в пустом гробе надобности
не оказалось. Потапа похоронили в барском гробе, пригласили благочинного, нескольких соседних попов и дали знать под рукою исправнику, так что когда последний приехал в Овсецово, то застал уже похороны. Хоронили болярина Николая с
почестями и церемониями, подобающими родовитому дворянину.
Но деревни были у села в загоне; в площадных доходах, например,
не принимали участия; деревенские крестьяне
почти никогда
не выбирались в вотчинные должности и даже в церкви по праздникам стояли позади, оттесняемые щеголеватым сельским людом.
Словом сказать, Могильцев
не ходил за словом в карман, и матушке с течением времени это даже понравилось. Но старик бурмистр, Герасим Терентьич,
почти всегда присутствовавший при этих совещаниях, никак
не мог примириться с изворотами Могильцева и очень нередко в заключение говорил...
Я уже сказал выше, что наше семейство
почти совсем
не виделось с Ахлопиными. Но однажды, когда я приехал в Малиновец на каникулы из Москвы, где я только что начал ученье, матушка вспомнила, что 28-го июня предстоят именины Раисы Порфирьевны. Самой ехать в Р. ей было недосужно, поэтому она решилась послать кого-нибудь из детей. К счастью, выбор пал на меня.
Кроме описанных выше четырех теток, у меня было еще пять, которые жили в дальних губерниях и с которыми наша семья
не поддерживала
почти никаких сношений. С сыном одной из них, Поликсены Порфирьевны, выданной замуж в Оренбургскую губернию за башкирца Половникова, я познакомился довольно оригинальным образом.
Замечательно, что среди общих симпатий, которые стяжал к себе Половников, один отец относился к нему
не только равнодушно, но
почти гадливо. Случайно встречаясь с ним, Федос обыкновенно подходил к нему «к ручке», но отец проворно прятал руки за спину и холодно произносил: «Ну, будь здоров! проходи, проходи!» Заочно он называл его
не иначе как «кобылятником», уверял, что он поганый, потому что сырое кобылье мясо жрет, и нетерпеливо спрашивал матушку...
— У нас от одних лошадей хороший доход получить можно, — продолжал соблазнять Федос, — содержание-то их
почти ничего
не стоит — и зиму и лето в степи; зимой из-под снега корм добывают… А в Мензелинске, между прочим, ярмарка бывает: издалека туда приезжают, хорошие цены дают. Опять овчины, шерсть…
Когда меня разбудили, лошади уже были запряжены, и мы тотчас же выехали. Солнце еще
не взошло, но в деревне царствовало суетливое движение, в котором преимущественно принимало участие женское население. Свежий,
почти холодный воздух, насыщенный гарью и дымом от топящихся печей, насквозь прохватывал меня со сна. На деревенской улице стоял столб пыли от прогонявшегося стада.
Ровно в девять часов в той же гостиной подают завтрак. Нынче завтрак обязателен и представляет подобие обеда, а во время оно завтракать давали
почти исключительно при гостях, причем ограничивались тем, что ставили на стол поднос, уставленный закусками и эфемерной едой, вроде сочней, печенки и т. п. Матушка усердно потчует деда и ревниво смотрит, чтоб дети
не помногу брали. В то время она накладывает на тарелку целую гору всякой всячины и исчезает с нею из комнаты.
Семья, которой
не удавалось заручиться последним масленичным увеселением,
почитала себя несчастливою.
Матушка с тоской смотрит на графинчик и говорит себе: «Целый стакан давеча влили, а он уж
почти все слопал!» И, воспользовавшись минутой, когда Стриженый отвернул лицо в сторону, отодвигает графинчик подальше. Жених, впрочем, замечает этот маневр, но на этот раз, к удовольствию матушки,
не настаивает.
— Да как вам сказать…
почти все вечера разобраны. Мне-то бы, признаться, уж
не к лицу, да вот для нее…
Правда, что это гостеприимство обходилось
не особенно дорого и материал для него доставляли
почти исключительно собственные продукты (даже чай подавался только при гостях); тем
не менее гости наезжали в этот дом, часто веселились и уезжали довольные.
Глаза ее, покрытые старческою влагой, едва выглядывали из-под толстых, как бы опухших век (один глаз даже
почти совсем закрылся, так что на его месте видно было только мигающее веко); большой нос, точно цитадель, господствовал над мясистыми щеками, которых
не пробороздила еще ни одна морщина; подбородок был украшен приличествующим зобом.
Она была новоторжская мещанка и добровольно закрепостилась. Живописец Павел (мой первый учитель грамоте), скитаясь по оброку, между прочим, работал в Торжке, где и заприметил Маврушку. Они полюбили друг друга, и матушка,
почти никогда
не допускавшая браков между дворовыми, на этот раз охотно дала разрешение, потому что Павел приводил в дом лишнюю рабу.
И ткача, и сапожника, и портного можно было держать в постоянномтруде, свойственном специальности каждого, тогда как услуга цирульника
почти совсем
не требовалась.
— Извольте смотреть! — продолжал он, — прежде только трех зубов
не было, а теперь ни одного
почесть нет!
Даже из прислуги он ни с кем в разговоры
не вступал, хотя ему
почти вся дворня была родня. Иногда, проходя мимо кого-нибудь, вдруг остановится, словно вспомнить о чем-то хочет, но
не вспомнит, вымолвит: «Здорово, тетка!» — и продолжает путь дальше. Впрочем, это никого
не удивляло, потому что и на остальной дворне в громадном большинстве лежала та же печать молчания, обусловившая своего рода общий modus vivendi, которому все бессознательно подчинялись.
Почти ежедневно ловили его в воровстве, но так как кражи были мелкие, и притом русский человек вообще судиться
не любит, то дело редко доходило до съезжей и кончалось кулачной расправой.
О книгах и речи
не было, исключая академического календаря, который выписывался
почти везде; сверх того, попадались песенники и другие дешевые произведения рыночной литературы, которые выменивали у разносчиков барышни.
Журналов
не получалось вовсе, но с 1834 года матушка начала выписывать «Библиотеку для чтения», надо сказать правду, что от просьб прислать
почитать книжку отбоя
не было.
Рамки были для всех одинаково обязательные, а в этих общих рамках обязательно же вырисовывались контуры личностей,
почти ничем
не отличавшихся одна от другой.
В половине декабря состоялось губернское собрание, которое на этот раз было особенно людно. Даже наш уезд, на что был ленив, и тот
почти поголовно поднялся,
не исключая и матушки, которая, несмотря на слабеющие силы, отправилась в губернский город, чтобы хоть с хор послушать, как будут «судить» дворян. Она все еще надеялась, что господа дворяне очнутся, что начальство прозреет и что «злодейство» пройдет мимо.
Почти нет той минуты в сутках, чтобы в последовских полях
не кипела работа; три часа в течение дня и немногим более в течение ночи — вот все, что остается крестьянину для отдыха.
Положим, старики виноваты:
не все они олицетворяли собой тип благопопечительных патриархов — в этом уж
почти единодушно стали сознаваться, — но за что же дети будут страдать?
Поэтому в доме стариков было всегда людно. Приезжая туда, Бурмакин находил толпу гостей, преимущественно офицеров, юнкеров и барышень, которыми наш уезд всегда изобиловал. Валентин был сдержан, но учтив; к себе
не приглашал, но
не мог уклониться от знакомств, потому что родные
почти насильственно ему их навязывали.