Неточные совпадения
Но на болота никто еще
не простирал алчной руки, и они тянулись
без перерыва на многие десятки верст.
И на деньги были чивы, за все платили
без торга; принесут им лукошко ягод или грибов, спросят двугривенный — слова
не скажут, отдадут, точно двугривенный и
не деньги.
И когда объявлено было крестьянское освобождение, то и с уставной грамотой Селина первая в уезде покончила,
без жалоб,
без гвалта,
без судоговорений: что следует отдала, да и себя
не обидела.
Даже дворовые, насчет которых, собственно, и происходил процесс прижимания гроша к грошу, и те внимали афоризмам стяжания
не только
без ненависти, но даже с каким-то благоговением.
К чаю полагался крохотный ломоть домашнего белого хлеба; затем завтрака
не было, так что с осьми часов до двух (время обеда) дети буквально оставались
без пищи.
Инициатива брани шла всегда от отца, который, как человек слабохарактерный,
не мог выдержать и первый,
без всякой наглядной причины, начинал семейную баталию.
Но ежели несправедливые и суровые наказания ожесточали детские сердца, то поступки и разговоры, которых дети были свидетелями, развращали их. К сожалению, старшие даже на короткое время
не считали нужным сдерживаться перед нами и
без малейшего стеснения выворачивали ту интимную подкладку, которая давала ключ к уразумению целого жизненного строя.
И все это говорилось
без малейшей тени негодования,
без малейшей попытки скрыть гнусный смысл слов, как будто речь шла о самом обыденном факте. В слове «шельма» слышалась
не укоризна, а скорее что-то ласкательное, вроде «молодца». Напротив, «простофиля»
не только
не встречал ни в ком сочувствия, но возбуждал нелепое злорадство, которое и формулировалось в своеобразном афоризме: «Так и надо учить дураков!»
— Марья Андреевна! онвас кобылой назвал! — слышалось во время классов, и, разумеется, донос
не оставался
без последствий для «виноватого». Марья Андреевна, с истинно адскою хищностью, впивалась в егоуши и острыми ногтями до крови ковыряла ушную мочку, приговаривая...
И мы, дети, были свидетелями этих трагедий и глядели на них
не только
без ужаса, но совершенно равнодушными глазами. Кажется, и мы
не прочь были думать, что с «подлянками» иначе нельзя…
Захочет помещик — у попа будет хлеб,
не захочет — поп
без хлеба насидится.
— Ну, бабу из клубники сделай. И то сказать,
без пути на погребе ягода плесневеет. Сахарцу кусочка три возьми да яичек парочку… Ну-ну,
не ворчи! будет с тебя!
— Да вы попробуйте! вы
не затем к нам наняты, чтоб оставлять
без чая, а затем, чтоб выслушивать нас! — протестует Степан сквозь слезы.
—
Не смеешь! Если б ты попросил прощения, я, может быть, простила бы, а теперь…
без чаю!
— Я казенный человек —
не смеете вы меня бить… Я сам, коли захочу, до начальства дойду…
Не смеете вы! и
без вас есть кому меня бить!
А он в ответ: «Да уж потерпите; это у него характер такой!..
не может
без того, чтоб спервоначалу
не измучить, а потом вдруг возьмет да в одночасье и решит ваше дело».
— Остатний стог дометывали, как я уходил. Наказал
без того
не расходиться, чтобы
не кончить.
Все это, конечно, усвоивалось мною беспорядочно,
без всякой системы, тем
не менее запас фактов накоплялся, и я
не раз удивлял родителей, рассказывая за обедом такие исторические эпизоды, о которых они и понятия
не имели.
Ни хрестоматии, ни даже басен Крылова
не существовало, так что я, в буквальном смысле слова, почти до самого поступления в казенное заведение
не знал ни одного русского стиха, кроме тех немногих обрывков,
без начала и конца, которые были помещены в учебнике риторики, в качестве примеров фигур и тропов…
Матушка видела мою ретивость и радовалась. В голове ее зрела коварная мысль, что я и
без посторонней помощи, руководствуясь только программой, сумею приготовить себя, года в два, к одному из средних классов пансиона. И мысль, что я одиниз всех детей почти ничего
не буду стоить подготовкою, даже сделала ее нежною.
Я быстро усвоивал, но усвоиваемое накоплялось
без связи, в форме одиночных фактов,
не вытекавших один из другого.
Нет, я просто,
без околичностей, говорю: мне жаль детей
не ради каких-нибудь социологических обобщений, а ради их самих.
«
Не погрязайте в подробностях настоящего, — говорил и писал я, — но воспитывайте в себе идеалы будущего; ибо это своего рода солнечные лучи,
без оживотворяющего действия которых земной шар обратился бы в камень.
Затем вглядитесь пристальнее в волнующуюся перед вами детскую среду, и вы
без труда убедитесь, что
не вседети резвятся и что, во всяком случае,
не все резвятся одинаково.
По обыкновению, речь Степана
не отличается связностью, но он
без умолку продолжает болтать все время, покуда карета ползет да ползет по мостовнику. Наконец она у церкви поворачивает вправо и рысцой катится по направлению к дому. Дети крестятся и спешат на парадное крыльцо.
Этим сразу старинные порядки были покончены. Тетеньки пошептались с братцем, но
без успеха. Все дворовые почувствовали, что над ними тяготеет
не прежняя сутолока, а настоящая хозяйская рука, покамест молодая и неопытная, но обещающая в будущем распорядок и властность. И хотя молодая «барыня» еще продолжала играть песни с девушками, но забава эта повторялась все реже и реже, а наконец девичья совсем смолкла, и веселые игры заменились целодневным вышиванием в пяльцах и перебиранием коклюшек.
Действительно,
не успел наступить сентябрь, как от Ольги Порфирьевны пришло к отцу покаянное письмо с просьбой пустить на зиму в Малиновец. К этому времени матушка настолько уже властвовала в доме, что отец
не решился отвечать
без ее согласия.
Очень возможно, что действительно воровства
не существовало, но всякий брал
без счета, сколько нужно или сколько хотел. Особенно одолевали дворовые, которые плодились как грибы и все, за исключением одиночек, состояли на месячине. К концу года оставалась в амбарах самая малость, которую почти задаром продавали местным прасолам, так что деньги считались в доме редкостью.
Затем она обратила внимание на месячину. Сразу уничтожить ее она
не решалась, так как обычай этот существовал повсеместно, но сделала в ней очень значительные сокращения. Самое главное сокращение заключалось в том, что некоторые дворовые семьи держали на барском корму по две и по три коровы и по нескольку овец, и она сразу сократила число первых до одной, а число последних до пары, а лишних,
без дальних разговоров, взяла на господский скотный двор.
Кормили тетенек более чем скупо. Утром посылали наверх по чашке холодного чаю
без сахара, с тоненьким ломтиком белого хлеба; за обедом им первым подавали кушанье, предоставляя правовыбирать самые худые куски. Помню, как робко они входили в столовую за четверть часа до обеда, чтобы
не заставить ждать себя, и становились к окну. Когда появлялась матушка, они приближались к ней, но она почти всегда с беспощадною жестокостью отвечала им, говоря...
Матушка сама известила сестриц об этом решении. «Нам это необходимо для устройства имений наших, — писала она, — а вы и
не увидите, как зиму
без милых сердцу проведете. Ухитите ваш домичек соломкой да жердочками сверху обрешетите — и будет у вас тепленько и уютненько. А соскучитесь одни — в Заболотье чайку попить милости просим. Всего пять верст — мигом лошадушки домчат…»
Рассказы эти передавались
без малейших прикрас и утаек, во всеуслышание, при детях, и, разумеется, сильно действовали на детское воображение. Я, например, от роду
не видавши тетеньки, представлял себе ее чем-то вроде скелета (такую женщину я на картинке в книжке видел), в серо-пепельном хитоне, с простертыми вперед руками, концы которых были вооружены острыми когтями вместо пальцев, с зияющими впадинами вместо глаз и с вьющимися на голове змеями вместо волос.
— Ах-ах-ах! да, никак, ты на меня обиделась, сударка! — воскликнула она, — и
не думай уезжать —
не пущу! ведь я, мой друг, ежели и сказала что, так спроста!.. Так вот… Проста я, куда как проста нынче стала! Иногда чего и на уме нет, а я все говорю, все говорю! Изволь-ка, изволь-ка в горницы идти —
без хлеба-соли
не отпущу, и
не думай! А ты, малец, — обратилась она ко мне, — погуляй, ягодок в огороде пощипли, покуда мы с маменькой побеседуем! Ах, родные мои! ах, благодетели! сколько лет, сколько зим!
— А это мой Фомушка! — рекомендовала его тетенька, — только он один и помогает мне.
Не знаю, как бы я и справилась
без него с здешней вольницей!
Был
без меры жесток с солдатами, и, что всего важнее, жестокость его
не имела «воспитательного» характера, а проявлялась совсем беспричинно.
Ни один шаг
не проходил ей даром, ни одного дня
не проходило
без того, чтобы муж
не бил ее смертельным боем.
Вообще это был необыкновенно деятельный и увертливый человек, проникший в самую глубь кляузы, ни в чем
не сомневавшийся и никакого вопроса
не оставлявший
без немедленного ответа. Спросит, бывало, матушка...
— И на третий закон можно объясненьице написать или и так устроить, что прошенье с третьим-то законом с надписью возвратят. Был бы царь в голове, да перо, да чернила, а прочее само собой придет. Главное дело, торопиться
не надо, а вести дело потихоньку, чтобы только сроки
не пропускать. Увидит противник, что дело тянется
без конца, а со временем, пожалуй, и самому дороже будет стоить — ну, и спутается. Тогда из него хоть веревки вей. Либо срок пропустит, либо на сделку пойдет.
Разговоры подобного рода возобновлялись часто и по поводу
не одной Поздеевки, но всегда келейно, чтобы
не вынести из избы сору и
не обнаружить матушкиных замыслов. Но нельзя было их скрыть от Могильцева,
без которого никакое дело
не могло обойтись, и потому нередко противная сторона довольно подробно узнавала о планах и предположениях матушки.
Я бродил
без цели и под конец начинал чувствовать голод, потому что и здесь, как в Малиновце, до обеда есть
не давали.
— Вот и прекрасно! И свободно тебе, и
не простудишься после баньки! — воскликнула тетенька, увидев меня в новом костюме. — Кушай-ка чай на здоровье, а потом клубнички со сливочками поедим. Нет худа
без добра: покуда ты мылся, а мы и ягодок успели набрать. Мало их еще, только что поспевать начали, мы сами в первый раз едим.
Сашенька унаследовала от бабушки роль баловницы. И сама кушает, и деточек прикармливает. Всем она приготовила обеспеченный кусок и живет среди своих птенчиков безболезненно, мирно и нимало
не тяготясь шестидесятилетнею старостью, которая совершенно незаметно,
без малейших предостережений, подкралась к ней.
Мы, дети, сильно заинтересовались Федосом. Частенько бегал я через девичье крыльцо,
без шапки, в одной куртке, к нему в комнату, рискуя быть наказанным. Но долго
не решался взойти. Придешь, приотворишь дверь, заглянешь и опять убежишь. Но однажды он удержал меня.
— Найду.
Без еды
не останусь.
«И
не разберешь его, что за человек такой! — думалось ей, — бродит
без надобности: взял да и пошел — разве между людьми так водится? Наверное, заразу какую-нибудь разносит!»
— Надо помогать матери — болтал он
без умолку, — надо стариково наследство добывать! Подловлю я эту Настьку, как пить дам! Вот ужо пойдем в лес по малину, я ее и припру! Скажу: «Настасья! нам судьбы
не миновать, будем жить в любви!» То да се… «с большим, дескать, удовольствием!» Ну, а тогда наше дело в шляпе! Ликуй, Анна Павловна! лей слезы, Гришка Отрепьев!
— Да, хлеб.
Без хлеба тоже худо. Хлеб, я тебе скажу, такое дело; нынче ему урожай, а в будущем году семян
не соберешь. Либо град, либо засуха, либо что. Нынче он шесть рублей четверть, а в будущем году тридцать рублей за четверть отдашь! Поэтому которые хозяева с расчетом живут, те в урожайные года хлеба
не продают, а дождутся голодухи да весь запас и спустят втридорога.
— Об том-то я и говорю. Коли с расчетом хозяин живет — с деньгами будет, а
без расчета — никогда из нужды
не выйдет.
— Ну, ты
не прогадаешь. Ежели с умом жить, можно и на хозяйство и на сады уделить. На хозяйство часть, на сады — часточку.
Без чего нельзя, так нельзя.
— И
без лакомства проживу. Все в свое время. В Москве, впрочем, уж показалась земляница шпанская; только в лавках, а лоточники еще
не продают. В теплицах, слышь, раннюю выводят.