Неточные совпадения
Прибавьте
к этому прислугу, одетую в какую-то вонючую, заплатанную рвань, распространявшую запах, и вы получите ту невзрачную обстановку, среди которой копошились с утра до
вечера дворянские дети.
С утра до
вечера они сидели одни в своем заключении. У Ольги Порфирьевны хоть занятие было. Она умела вышивать шелками и делала из разноцветной фольги нечто вроде окладов
к образам. Но Марья Порфирьевна ничего не умела и занималась только тем, что бегала взад и вперед по длинной комнате, производя искусственный ветер и намеренно мешая сестре работать.
Улиту, в одной рубашке, снесли обратно в чулан и заперли на ключ, который барин взял
к себе.
Вечером он не утерпел и пошел в холодную, чтобы произвести новый допрос Улите, но нашел ее уже мертвою. В ту же ночь призвали попа, обвертели замученную женщину в рогожу и свезли на погост.
Довольно часто по
вечерам матушку приглашали богатые крестьяне чайку испить, заедочков покушать. В этих случаях я был ее неизменным спутником. Матушка, так сказать, по природе льнула
к капиталу и потому была очень ласкова с заболотскими богатеями. Некоторым она даже давала деньги для оборотов, конечно, за высокие проценты. С течением времени, когда она окончательно оперилась, это составило тоже значительную статью дохода.
С утра до
вечера, зимой и летом, Петр Спиридоныч ковылял, постукивая деревяжкой, по базару, гостиному двору, набережной, заходил
к толстосумам, искал, нюхал и, конечно, доискивался и донюхивался.
Далеко ли отсюда до города, а отпустишь, бывало, покойницу Леночку
к знакомым
вечером повеселиться: «Я, маменька, в одиннадцать часов возвращусь», — а я уж с десяти часов сяду у окна да и сижу.
Вечером, конечно, служили всенощную и наполнили дом запахом ладана. Тетенька напоила чаем и накормила причт и нас, но сама не пила, не ела и сидела сосредоточенная, готовясь
к наступающему празднику. Даже говорить избегала, а только изредка перекидывалась коротенькими фразами. Горничные тоже вели себя степенно, ступали тихо, говорили шепотом. Тотчас после ухода причта меня уложили спать, и дом раньше обыкновенного затих.
Утро в нашем семействе начинал отец. Он ежедневно ходил
к ранней обедне, которую предпочитал поздней, а по праздникам ходил и
к заутрене. Еще накануне с
вечера он выпрашивал у матушки два медных пятака на свечку и на просвиру, причем матушка нередко говаривала...
Когда туалет кончен, происходит получасовое оглядыванье себя перед зеркалом, принятие различных поз, приседание и проч. Если
вечер, на который едут, принадлежит
к числу «паре», то из парикмахерской является подмастерье и убирает сестрицыну голову.
Как уж я сказал выше, матушка очень скоро убедилась, что на балах да на
вечерах любимица ее жениха себе не добудет и что успеха в этом смысле можно достигнуть только с помощью экстраординарных средств.
К ним она и прибегла.
— Да как вам сказать… почти все
вечера разобраны. Мне-то бы, признаться, уж не
к лицу, да вот для нее…
Ей кажется, что
вечер тянется несносно долго. Несколько раз она не выдерживает, подходит
к дочери и шепчет: «Не пора ли?» Но сестрица так весела и притом так мило при всех отвечает: «Ах, маменька!» — что нечего и думать о скором отъезде.
С
вечера уложились и подкормили лошадей, а наутро Бог послал снежку, и возок благополучно вынырнул из ворот по направлению
к заставе.
Сидя на обрубке дерева, Аннушка с утра до
вечера машинально надвязывала пятки
к продырявившимся тетенькиным чулкам и, покачиваясь, дремала.
— Нечего сказать, нещечко взял на себя Павлушка! — негодовала матушка, постепенно забывая кратковременную симпатию, которую она выказала
к новой рабе, — сидят с утра до
вечера, друг другом любуются; он образа малюет, она чулок вяжет. И чулок-то не барский, а свой! Не знаю, что от нее дальше будет, а только ежели… ну уж не знаю! не знаю! не знаю!
Сентябрь уже подходил
к половине; главная масса полевых работ отошла; девушки по
вечерам собирались в девичьей и сумерничали; вообще весь дом исподволь переходил на зимнее положение.
На его счастье, у матушки случились дела в Москве. С отъездом барыни опасения Ваньки-Каина настолько угомонились, что
к нему возвратилась прежняя проказливость. Каждый
вечер приходил он в девичью, ужинал вместе с девушками и шутки шутил.
С наступлением
вечера помещичья семья скучивалась в комнате потеплее; ставили на стол сальный огарок, присаживались поближе
к свету, вели немудреные разговоры, рукодельничали, ужинали и расходились не поздно.
В три часа Арсений Потапыч опять на своем посту. Рабочие и на этот раз упередили его, так что ему остается только признать, что заведенная им дисциплина принесла надлежащий плод. Он ходит взад и вперед по разбросанному сену и удостоверяется, что оно уже достаточно провяло и завтра, пожалуй, можно будет приступить
к уборке. Подходит
к косцам, с удовольствием видит, что
к концу
вечера и луг будет совсем выкошен.
Но вот наконец его день наступил. Однажды, зная, что Милочка гостит у родных, он приехал
к ним и, вопреки обыкновению, не застал в доме никого посторонних. Был темный октябрьский
вечер; комната едва освещалась экономно расставленными сальными огарками; старики отдыхали; даже сестры точно сговорились и оставили Людмилу Андреевну одну. Она сидела в гостиной в обычной ленивой позе и не то дремала, не то о чем-то думала.
Это была первая размолвка, но она длилась целый день. Воротившись
к Сухаревой, Милочка весь
вечер проплакала и осыпала мужа укорами. Очевидно, душевные ее силы начали понемногу раскрываться, только совсем не в ту сторону, где ждал ее Бурмакин. Он ходил взад и вперед по комнате, ероша волосы и не зная, что предпринять.
Наконец одним утром
к ним приехала Лариса Максимовна Каздуева, жена одного из самых старых друзей Бурмакина, и так убедительно просила Милочку посетить их
вечером, что пришлось согласиться.
По-видимому, это поклонение ее красоте со стороны совсем новых лиц польстило ей, так что
к концу
вечера она и сама оживилась.
Выезды участились. Вечеринки следовали одна за другой. Но они уже не имели того праздничного характера, который носил первый
вечер, проведенный у Каздоевых. Восхищение красотой Милочки улеглось, а споры о всевозможных отвлеченностях снова вошли в свои права. Милочка прислушивалась
к ним, даже принуждала себя понять, но безуспешно. Одиночество и скука начали мало-помалу овладевать ею.
Когда молодые воротились в Веригино, захолустье гудело раздольем. От соседей переезжали
к соседям, пили, ели, плясали до поздних петухов, спали вповалку и т. д. Кроме того, в уездном городе господа офицеры устраивали на Масленице большой танцевальный
вечер, на который был приглашен решительно весь уезд, да предстоял folle journйe у предводителя Струнникова.
— Запрягают — это верно! — подтверждает Степан, — еще намеднись я слышал, как мать Алемпию приказывала: «В пятницу, говорит,
вечером у престольного праздника в Лыкове будем, а по дороге
к Боровковым обедать заедем».
Вечером танцы хотя возобновлялись, но ненадолго, и
к десяти часам гости уже расходились на ночлег, предварительно попрощавшись с гостеприимными хозяевами, так как завтра утром часам
к девяти предполагалось выехать из Лыкова, а старики в это время очень часто еще нежились в постели.
Неточные совпадения
«Скучаешь, видно, дяденька?» // — Нет, тут статья особая, // Не скука тут — война! // И сам, и люди
вечером // Уйдут, а
к Федосеичу // В каморку враг: поборемся! // Борюсь я десять лет. // Как выпьешь рюмку лишнюю, // Махорки как накуришься, // Как эта печь накалится // Да свечка нагорит — // Так тут устой… — // Я вспомнила // Про богатырство дедово: // «Ты, дядюшка, — сказала я, — // Должно быть, богатырь».
Корова с колокольчиком, // Что с
вечера отбилася // От стада, чуть послышала // Людские голоса — // Пришла
к костру, уставила // Глаза на мужиков, // Шальных речей послушала // И начала, сердечная, // Мычать, мычать, мычать!
Кутейкин. Да кабы не умудрил и меня Владыко, шедши сюда, забрести на перепутье
к нашей просвирне, взалках бы, яко пес ко
вечеру.
Только когда в этот
вечер он приехал
к ним пред театром, вошел в ее комнату и увидал заплаканное, несчастное от непоправимого, им произведенного горя, жалкое и милое лицо, он понял ту пучину, которая отделяла его позорное прошедшее от ее голубиной чистоты, и ужаснулся тому, что он сделал.
О матери Сережа не думал весь
вечер, но, уложившись в постель, он вдруг вспомнил о ней и помолился своими словами о том, чтобы мать его завтра,
к его рожденью, перестала скрываться и пришла
к нему.