Неточные совпадения
Бьет восемь, на дворе начинает чувствоваться зной. Дети собрались в столовой, разместились на определенных местах и
пьют чай. Перед каждым стоит чашка жидкого чая, предварительно подслащенного и подбеленного снятым
молоком, и тоненький ломоть белого хлеба. Разумеется, у любимчиков и чай послаще, и
молоко погуще. За столом председательствует гувернантка, Марья Андреевна, и уже спозаранку выискивает, кого бы ей наказать.
В таком же беспорядочном виде велось хозяйство и на конном и скотном дворах. Несмотря на изобилие сенокосов, сена почти никогда недоставало, и к весне скотина выгонялась в поле чуть живая. Молочного хозяйства и в заводе не
было. Каждое утро посылали на скотную за
молоком для господ и
были вполне довольны, если круглый год хватало достаточно масла на стол. Это
было счастливое время, о котором впоследствии долго вздыхала дворня.
Ей нравилась оживленная улица села, с постоянно открытыми лавками, в которых, по ее выражению, только птичьего
молока нельзя
было достать, и с еженедельным торгом, на который съезжались толпы народа из соседних деревень; нравилась заболотская пятиглавая церковь с пятисотпудовым колоколом; нравилась новая кипучая деятельность, которую представляло оброчное имение.
Обыкновенно, мы делали привал на постоялом дворе, стоявшем на берегу реки Вопли, наискосок от Овсецова; но матушка, с своей обычной расчетливостью, решила, что, чем изъяниться на постоялом дворе, [О том, как велик
был этот изъян, можно судить по следующему расчету: пуд сена лошадям (овес
был свой) — 20 коп., завтрак кучеру и лакею — 30 коп.; самовар и кринка
молока — 30 коп.
В довершение Савельцев
был сластолюбив и содержал у себя целый гарем, во главе которого стояла дебелая, кровь с
молоком, лет под тридцать, экономка Улита, мужняя жена, которую старик оттягал у собственного мужика.
Прошло немного времени, и Николай Абрамыч совсем погрузился в добровольно принятый им образ столяра Потапа. Вместе с другими он выполнял барщинскую страду, вместе с другими
ел прокислое
молоко, мякинный хлеб и пустые щи.
Гнездо окончательно устроилось, сад разросся и
был преисполнен всякою сластью, коровы давали
молока не в пример прочим, даже четыре овцы, которых бабушка завела в угоду внучке, ягнились два раза в год и приносили не по одному, а по два ягненка зараз.
— Да, кобылье
молоко квашеное так называется… Я и вас бы научил, как его делать, да вы, поди, брезговать
будете. Скажете: кобылятина! А надо бы вам — видишь, ты испитой какой! И вам
есть плохо дают… Куда только она, маменька твоя, бережет! Добро бы деньги, а то… еду!
— Мала птичка, да ноготок востер. У меня до француза в Москве целая усадьба на Полянке
была, и дом каменный, и сад, и заведения всякие, ягоды, фрукты, все свое. Только птичьего
молока не
было. А воротился из Юрьева, смотрю — одни закопченные стены стоят. Так, ни за нюх табаку спалили. Вот он, пакостник, что наделал!
По праздникам давали размазню на воде, чуть-чуть подправленную гусиным жиром, пироги из ржаной муки, отличавшиеся от простого хлеба только тем, что середка
была проложена тонким слоем каши, и снятое
молоко.
Выпросит кринку снятого, совсем синего
молока, покрошит хлеба — и сыт; а не дадут
молока, и с водой тюри
поест.
Сначала
поили его
молоком матери, потом стали
поить от двух коров.
Это завтрак семьи, а глава семейства довольствуется большой кружкой снятого
молока, которое служит ему и вместо завтрака, и вместо чая, так как он, вставши утром,
выпил только рюмку водки и
поел черного хлеба.
— Хорошо тогда жилось, весело. Всего, всего вдоволь
было, только птичьего
молока недоставало. Чай
пили, кто как хотел: и с ромом, и с лимоном, и со сливками. Только, бывало, наливаешь да спрашиваешь: вы с чем? вы с чем? с лимоном? с ромом? И вдруг точно сорвалось… Даже попотчевать дорогого гостя нечем!
Неточные совпадения
Кухарки людской не
было; из девяти коров оказались, по словам скотницы, одни тельные, другие первым теленком, третьи стары, четвертые тугосиси; ни масла, ни
молока даже детям не доставало.
Для Константина народ
был только главный участник в общем труде, и, несмотря на всё уважение и какую-то кровную любовь к мужику, всосанную им, как он сам говорил, вероятно с
молоком бабы-кормилицы, он, как участник с ним в общем деле, иногда приходивший в восхищенье от силы, кротости, справедливости этих людей, очень часто, когда в общем деле требовались другие качества, приходил в озлобление на народ за его беспечность, неряшливость, пьянство, ложь.
И Левину вспомнилась недавняя сцена с Долли и ее детьми. Дети, оставшись одни, стали жарить малину на свечах и лить
молоко фонтаном в рот. Мать, застав их на деле, при Левине стала внушать им, какого труда стоит большим то, что они разрушают, и то, что труд этот делается для них, что если они
будут бить чашки, то им не из чего
будет пить чай, а если
будут разливать
молоко, то им нечего
будет есть, и они умрут с голоду.
И Левин, чтобы только отвлечь разговор, изложил Дарье Александровне теорию молочного хозяйства, состоящую в том, что корова
есть только машина для переработки корма в
молоко, и т. д.
«Ну-ка, пустить одних детей, чтоб они сами приобрели, сделали посуду, подоили
молоко и т. д. Стали бы они шалить? Они бы с голоду померли. Ну-ка, пустите нас с нашими страстями, мыслями, без понятия о едином Боге и Творце! Или без понятия того, что
есть добро, без объяснения зла нравственного».