Бережно вынул он из пазухи башмаки и снова изумился дорогой работе и чудному происшествию минувшей ночи; умылся, оделся как можно лучше, надел то самое платье, которое достал от запорожцев,
вынул из сундука новую шапку из решетиловских смушек с синим верхом, который не надевал еще ни разу с того времени, как купил ее еще в бытность в Полтаве; вынул также новый всех цветов пояс; положил все это вместе с нагайкою в платок и отправился прямо к Чубу.
«Нет, а ты, — говорит, — еще подожди, что будет?» И потом он целый день все со мной воевал и после обеда и, слава богу, заснул, а я, плачучи,
вынула из сундука кусочек холстинки, что с похорон дали, да и стала ему исподние шить; а он вдруг как вскочит. «Стой, говорит, злодейка! что ты это делаешь?» — «Тебе, говорю, Маркел Семеныч, исподние шью». — «Врешь, говорит, ты это не мне шьешь, а ты это дьякону».
Молча слушала Дарья Сергевна трещавшую, как заведенное колесо, мастерицу. Жалко ей стало голодавших Шигиных, а больше всего бойкого, способного на ученье Федюшку.
Вынула из сундука бумажный плат и денег полтину. Подавая их мастерице, молвила:
Неточные совпадения
Г-жа Простакова. Без наук люди живут и жили. Покойник батюшка воеводою был пятнадцать лет, а с тем и скончаться изволил, что не умел грамоте, а умел достаточек нажить и сохранить. Челобитчиков принимал всегда, бывало, сидя на железном
сундуке. После всякого
сундук отворит и что-нибудь положит. То-то эконом был! Жизни не жалел, чтоб
из сундука ничего не
вынуть. Перед другим не похвалюсь, от вас не потаю: покойник-свет, лежа на
сундуке с деньгами, умер, так сказать, с голоду. А! каково это?
Обыкновенно, когда я вставал и собирался уходить, она отворяла голубой
сундук, на крышке которого снутри — как теперь помню — были наклеены крашеное изображение какого-то гусара, картинка с помадной баночки и рисунок Володи, —
вынимала из этого
сундука куренье, зажигала его, и помахивая, говаривала:
Ну-с, государь ты мой (Мармеладов вдруг как будто вздрогнул, поднял голову и в упор посмотрел на своего слушателя), ну-с, а на другой же день, после всех сих мечтаний (то есть это будет ровно пять суток назад тому) к вечеру, я хитрым обманом, как тать в нощи, похитил у Катерины Ивановны от
сундука ее ключ,
вынул, что осталось
из принесенного жалованья, сколько всего уж не помню, и вот-с, глядите на меня, все!
Стали следить за нею и на чердаке дома, в углу за кирпичами, нашли ее
сундук, про который никто не знал, его отперли и
вынули из него трупик новорожденного и убитого ею младенца.
Заплакала старуха, да нечего делать, отперла
сундук,
вынула из тряпицы два алтына, подает со слезами: берите, только живу оставьте.