Неточные совпадения
— Толкуй, троеслов!
Еще неизвестно, чья молитва Богу угоднее. Я
вот и одним словом молюсь, а моя молитва доходит, а ты и тремя словами молишься, ан Бог-то тебя не слышит, — и проч. и проч.
— Ишь печальник нашелся! — продолжает поучать Анна Павловна, — уж не на все ли четыре стороны тебя отпустить? Сделай милость, воруй, голубчик, поджигай, грабь!
Вот ужо в городе тебе покажут… Скажите на милость! целое утро словно в котле кипела, только что отдохнуть собралась — не тут-то было! солдата нелегкая принесла, с ним валандаться изволь! Прочь с моих глаз… поганец! Уведите его да накормите, а не то
еще издохнет, чего доброго! А часам к девяти приготовить подводу — и с богом!
— Брысь, пострелята!
Еще ученье не кончилось, а они на-тко куда забрались!
вот я вас! — кричит она на детей, все
еще скучившихся у окна в девичьей и смотрящих, как солдата, едва ступающего в колодках, ведут по направлению к застольной.
Анна Павловна и Василий Порфирыч остаются с глазу на глаз. Он медленно проглатывает малинку за малинкой и приговаривает: «Новая новинка — в первый раз в нынешнем году! раненько поспела!» Потом так же медленно берется за персик, вырезывает загнивший бок и, разрезав остальное на четыре части, не торопясь, кушает их одну за другой, приговаривая: «
Вот хоть и подгнил маленько, а сколько
еще хорошего места осталось!»
— Какова халда! За одним столом с холопом обедать меня усадила! Да
еще что!..
Вот, говорит, кабы и тебе такого же Фомушку… Нет уж, Анфиса Порфирьевна, покорно прошу извинить! калачом меня к себе вперед не заманите…
—
Вот и день сошел! да
еще как сошел-то — и не заметили! Тихо, мирно! — говаривала бабушка, отпуская внучку спать. — Молись, Сашенька, проси милости, чтобы и завтрашний день был такой же!
— Ах ты, Господи! Затрапезные! А барыня точно чуяли.
Еще давеча утром только и говорили: «
Вот кабы братец Василий Порфирьич вспомнил!» Пожалуйте! пожалуйте! Сейчас придут! сейчас!
— Пожалуйте, пожалуйте, — говорил он, — тетенька
еще давеча словно чуяли: «
Вот, мол, кабы братец Василий Порфирьич обо дне ангела моего вспомнил!»
—
Вот и прекрасно! И свободно тебе, и не простудишься после баньки! — воскликнула тетенька, увидев меня в новом костюме. — Кушай-ка чай на здоровье, а потом клубнички со сливочками поедим. Нет худа без добра: покуда ты мылся, а мы и ягодок успели набрать. Мало их
еще, только что поспевать начали, мы сами в первый раз едим.
Нянчила она меня
еще вот эконькую и до сих пор про Малиновец вспоминает.
— Матушка прошлой весной померла, а отец
еще до нее помер. Матушкину деревню за долги продали, а после отца только ружье осталось. Ни кола у меня, ни двора.
Вот и надумал я: пойду к родным, да и на людей посмотреть захотелось. И матушка, умирая, говорила: «Ступай, Федос, в Малиновец, к брату Василию Порфирьичу — он тебя не оставит».
—
Вот и это. Полтораста тысяч — шутка ли эко место денег отдать! Положим, однако, что с деньгами оборот
еще можно сделать, а главное, не к рукам мне. Нужно сначала около себя округлить; я в Заболотье-то
еще словно на тычке живу. Куда ни выйдешь, все на чужую землю ступишь.
Вот и
еще с гречневиками, покрытыми грязной холстиной.
Не возобновить ли переговоры с Стриженым, благо решительное слово
еще не было произнесено. Спосылать к нему Стрелкова — он явится. Старенек он — да ведь ей, «дылде», такого и нужно…
Вот разве что он пьянчужка…
— То-то
вот и есть, — заключала спор последняя, — и без того не сладко на каторге жить, а ты
еще словно дятел долбишь: повинуйтесь да повинуйтесь!
—
Вот я эту хворь из нее выбью! Ладно! подожду
еще немножко, посмотрю, что от нее будет. Да и ты хорош гусь! чем бы жену уму-разуму учить, а он целуется да милуется… Пошел с моих глаз… тихоня!
—
Вот и
еще готовый солдат явился. Посмотрю немного, и ежели что, так и набора ждать не стану.
— Ну, так я и знала! То-то я вчера смотрю, словно у него дыра во рту…
Вот и
еще испытание Царь Небесный за грехи посылает! Ну, что ж! Коли в зачет не примут, так без зачета отдам!
— Не смыслит
еще он, стариков боится. Ты бы опять… — начала было Акулина, но поняла, что ждать больше нечего, и прибавила: —
Вот ведь какой узел вышел, и не сообразишь, как его развязать!
Бегать он начал с двадцати лет. Первый побег произвел общее изумление. Его уж оставили в покое: живи, как хочешь, — казалось, чего
еще нужно! И
вот, однако ж, он этим не удовольствовался, скрылся совсем. Впрочем, он сам объяснил загадку, прислав с дороги к отцу письмо, в котором уведомлял, что бежал с тем, чтобы послужить церкви Милостивого Спаса, что в Малиновце.
Вот и теперь: молотьбе и конца
еще не видать, а как она идет — поди, уследи!
— Ну, так
вот что. Сегодня я новых лекарств привезла;
вот это — майский бальзам, живот ему чаще натирайте, а на ночь скатайте катышук и внутрь принять дайте.
Вот это — гофманские капли, тоже, коли что случится, давайте; это — настойка зверобоя, на ночь полстакана пусть выпьет. А ежели давно он не облегчался, промывательное поставьте. Бог даст, и полегче будет. Я и лекарку у вас оставлю; пускай за больным походит, а завтра утром придет домой и скажет, коли что
еще нужно. И опять что-нибудь придумаем.
— Ишь гогочет, подлец! знает, чем пахнет! — восторгается барин и ни с того ни с сего, вспомнивши недавний доклад Синегубова, прибавляет: — А тут
еще духув каких-то разыскивают!
вот это так дух!
То-то
вот горе, что жена детей не рожает, а кажется, если б у него, подобно Иакову, двенадцать сынов было, он всех бы телятиной накормил, да
еще осталось бы!
— Ну,
вот; скажу ей, что нашелся простофиля, который согласился вырубить Красный-Рог, да
еще деньги за это дает, она даже рада будет. Только я, друг, этот лес дешево не продам!
— Непременно… после дождичка в четверг.
Вот коли родишь мне сына, тогда и
еще тысячу рублей дам.
И действительно, он начал наблюдать и прислушиваться. В Последовке страх покамест
еще не исчез, и крестьяне безмолвствовали, но на стороне уж крупненько поговаривали. И
вот он однажды заманил одного «тявкушу» и выпорол. Конечно, это сошло ему с рук благополучно, — сосед, владелец «тявкуши», даже поблагодарил, — но все уж начали потихоньку над ним посмеиваться.
И кавалеры оставляли ее в покое и даже находили, что молчание составляет одну из ее привилегий.
Еще бог знает, что она скажет, если заговорит, а тут сиди и любуйся ею —
вот и все!
—
Вот видишь… у всех дам сегодня туалеты были… ах, впрочем, нет! я такая
еще глупенькая…
— Не знаю, не умирала, — отделывалась Паша шуткой, — да что вы, барышня, все про смерть да про смерть!
Вот ужо весна придет, встанем мы с вами, пойдем в лес по ягоды…
Еще так отдохнем, что лучше прежнего заживем!
Вот она встала и озирается.
Еще рано, но окна уж побелели, и весеннее солнце не замедлило позолотить их. Рядом с ее креслом сидит Паша и дремлет; несколько поодаль догорает сальный огарок, и желтое пламя чуть-чуть выделяется из утренних сумерек. Ей становится страшно; она протягивает руку, чтобы разбудить Пашу, хочет крикнуть — и в изнеможении падает…
— Нашего полку прибыло!
вот и
еще дворяне проявились у нас на селе! — поздравляли друг друга соседи.
Неточные совпадения
Да объяви всем, чтоб знали: что
вот, дискать, какую честь бог послал городничему, — что выдает дочь свою не то чтобы за какого-нибудь простого человека, а за такого, что и на свете
еще не было, что может все сделать, все, все, все!
Городничий. Это бы
еще ничего, — инкогнито проклятое! Вдруг заглянет: «А, вы здесь, голубчик! А кто, скажет, здесь судья?» — «Ляпкин-Тяпкин». — «А подать сюда Ляпкина-Тяпкина! А кто попечитель богоугодных заведений?» — «Земляника». — «А подать сюда Землянику!»
Вот что худо!
Мишка. Да для вас, дядюшка,
еще ничего не готово. Простова блюда вы не будете кушать, а
вот как барин ваш сядет за стол, так и вам того же кушанья отпустят.
Почтмейстер. Сам не знаю, неестественная сила побудила. Призвал было уже курьера, с тем чтобы отправить его с эштафетой, — но любопытство такое одолело, какого
еще никогда не чувствовал. Не могу, не могу! слышу, что не могу! тянет, так
вот и тянет! В одном ухе так
вот и слышу: «Эй, не распечатывай! пропадешь, как курица»; а в другом словно бес какой шепчет: «Распечатай, распечатай, распечатай!» И как придавил сургуч — по жилам огонь, а распечатал — мороз, ей-богу мороз. И руки дрожат, и все помутилось.
Аммос Федорович (в сторону).
Вот выкинет штуку, когда в самом деле сделается генералом!
Вот уж кому пристало генеральство, как корове седло! Ну, брат, нет, до этого
еще далека песня. Тут и почище тебя есть, а до сих пор
еще не генералы.