— Я уже не настаиваю на выдаче мне должного, monseigneur, — сказал я, — на выдаче того, что я заработал вдали от
дорогой родины, питаясь горьким хлебом чужбины…
Но ежели раз воинственные и присоединительные упражнения устранены, то картина благополучия начертывалась уже сама собой. В самом деле, что нужно нашей
дорогой родине, чтобы быть вполне счастливой? На мой взгляд, нужно очень немногое, а именно: чтобы мужик русский, говоря стихом Державина: «Ел добры щи и пиво пил». Затем все остальное приложится.
В деревне почти так же невыносимо тошно и грустно, как и среди интеллигенции. Всего лучше отправиться в трущобы городов, где хотя всё и грязно, но всё так просто и искренно, или идти гулять по полям и
дорогам родины, что весьма любопытно, очень освежает и не требует никаких средств, кроме хороших, выносливых ног.
Неточные совпадения
— Это — невероятно! — выкрикивала и шептала она. — Такое бешенство, такой стихийный страх не доехать до своих деревень! Я сама видела все это. Как будто забыли
дорогу на
родину или не помнят — где
родина? Милый Клим, я видела, как рыжий солдат топтал каблуками детскую куклу, знаешь — такую тряпичную, дешевую. Топтал и бил прикладом винтовки, а из куклы сыпалось… это, как это?
«Плох. Может умереть в вагоне по
дороге в Россию. Немцы зароют его в землю, аккуратно отправят документы русскому консулу, консул пошлет их на
родину Долганова, а — там у него никого нет. Ни души».
Жизнь… жизни, народы, революции, любимейшие головы возникали, менялись и исчезали между Воробьевыми горами и Примроз-Гилем; след их уже почти заметен беспощадным вихрем событий. Все изменилось вокруг: Темза течет вместо Москвы-реки, и чужое племя около… и нет нам больше
дороги на
родину… одна мечта двух мальчиков — одного 13 лет, другого 14 — уцелела!
Дорога от М. до Р. идет семьдесят верст проселком.
Дорога тряска и мучительна; лошади сморены, еле живы; тарантас сколочен на живую нитку; на половине
дороги надо часа три кормить. Но на этот раз
дорога была для меня поучительна. Сколько раз проезжал я по ней, и никогда ничто не поражало меня:
дорога как
дорога, и лесом идет, и перелесками, и полями, и болотами. Но вот лет десять, как я не был на
родине, не был с тех пор, как помещики взяли в руки гитары и запели:
— Захар Иваныч! — сказал я, — торжествуя вместе с вами день вашего ангела, я мысленно переношусь на нашу милую
родину и на обширном ее пространство отыскиваю скромный, но
дорогой сердцу городок, в котором вы, так сказать, впервые увидели свет.