Неточные совпадения
Ах, тетенька! хоть я, при моих преклонных летах, более теоретик, нежели практик в такого рода делах, но мне кажется, что если б вы чуточку распространили вырезку в вашем лифе, то, клянусь, самый заматерелый pouilleux — и тот не
только бы на процесс Засулич, но прямо в огонь за вами
пошел!
Одно
только смущает меня, милая тетенька. Многие думают, что вопрос о пользе «отвода глаз» есть вопрос более чем сомнительный и что каркать о потрясении основ, когда мы отлично знаем, что последние как нельзя лучше ограждены, — просто бессовестно. А другие
идут еще дальше и прямо говорят, что еще во сто крат бессовестнее, ради торжества заведомой лжи, производить переполох, за которым нельзя распознать ни подлинных очертаний жизни, ни ее действительных запросов и стремлений.
Я знаю многих, которые утверждают, что
только теперь и слышатся в литературе трезвенные слова. А я так, совсем напротив, думаю, что именно теперь-то и начинается в литературе пьяный угар. Воображение потухло, представление о высших человеческих задачах исчезло, способность к обобщениям признана не
только бесполезною, но и прямо опасною — чего еще пьянее нужно!
Идет захмелевший человек, тыкаясь носом в навозные кучи, а про него говорят: вот от кого услышим трезвенное слово.
И все-таки
идешь в свой отель и
только одну думу думаешь: господи! да когда же домой-то, домой!
— И всего-то покойный грибков десяток съел, — говорит он, — а уж к концу обеда стал жаловаться. Марья Петровна спрашивает: что с тобой, Nicolas? а он в ответ: ничего, мой друг, грибков поел, так под ложечкой… Под ложечкой да под ложечкой, а между тем в оперу ехать надо — их абонементный день. Ну, не поехал, меня вместо себя
послал.
Только приезжаем мы из театра, а он уж и отлетел!
Проехала печальная процессия, и улица вновь приняла свой обычный вид. Тротуары ослизли, на улице — лужи светятся. Однако ж люди ходят взад и вперед — стало быть, нужно. Некоторые даже перед окном фруктового магазина останавливаются, постоят-постоят и
пойдут дальше. А у иных книжки под мышкой — те как будто робеют. А вот я сижу дома и не робею. Сижу и
только об одном думаю: сегодня за обедом кислые щи подадут…
Наше общество немногочисленно и не сильно. Притом, оно искони
идет вразброд. Но я убежден, что никакая случайная вакханалия не в силах потушить те искорки, которые уже засветились в нем. Вот почему я и повторяю, что хлевное ликование может
только наружно окатить общество, но не снесет его, вместе с грязью, в водосточную яму. Я, впрочем, не отрицаю, что периодическое повторение хлевных торжеств может повергнуть общество в уныние, но ведь уныние не есть отрицание жизни, а
только скорбь по ней.
— А как попала?.. жила я в ту пору у купца у древнего в кухарках, а Домнушке шестнадцатый годок
пошел.
Только стал это старик на нее поглядывать, зазовет к себе в комнату да все рукой гладит. Смотрела я, смотрела и говорю: ну говорю, Домашка, ежели да ты… А она мне: неужто ж я, маменька, себя не понимаю? И точно, сударь! прошло ли с месяц времени, как уж она это сделала,
только он ей разом десять тысяч отвалил. Ну, мы сейчас от него и отошли.
Да и как возможно не
только целое общество, но даже отдельного человека в бараний рог согнуть? и про какие такие ежовые рукавицы
идет речь? где они? откуда их взять?
Однако ж представьте себе такое положение: человек с малолетства привык думать, что главная цель общества — развитие и самосовершенствование, и вдруг кругом него точно сбесились все,
только о бараньем роге и толкуют! Ведь это даже подло. Возражают на это: вам-то какое дело? Вы
идите своей дорогой, коли не чувствуете за собой вины! Как какое дело? да ведь мой слух посрамляется! Ведь мозги мои страдают от этих пакостных слов! да и учителя в"казенном заведении"недаром же заставляли меня твердить...
Едва
только занялись Дракины вплотную лужением больничных рукомойников (в этом собственно и состояла их"задача", так как"бесплодная"бюрократия даже с луженьем справиться не могла!), как вдруг
пошли слухи, что этим самым они посевают в обществе недовольство существующими порядками и даже подрывают авторитеты!
Но при этом он совсем не на том настаивает, что, в случае успеха своей затеи,
пойдет разными путями с Сквозником-Дмухановским, а
только на том, что он превзойдетего.
Но не ошибайтесь, тетенька! когда Пафнутьев говорит об земстве, то это значит, что речь
идет именно
только об нем самом, а когда он прибавляет, что земство лучше свои интересы может устроить, то это значит, что он, совместно с Дракиным, гораздо тверже против Сквозника-Дмухановского знает, где курам вод.
В этом-то и заключается горечь современного положения, что жить обязательно. А как жить — ответа на этот вопрос ниоткуда нет. Чиновники
только предписания
посылают да донесений ждут; а излюбленные люди — изрекают истрепанные дореформенные слова да рукава засучивают…
— Вообрази, какая со мной штука случилась!
Пошел я вчера, накануне Варварина дня — жена именинница, — ко всенощной.
Только стою и молюсь…
Только в рассудке как будто повредилась, но к ней это даже
идет.
Однако,
слава богу, все кончилось благополучно; заглотанный кусок проскочил по принадлежности, Стрекоза утер слезы (
только подобные казусы и могут извлечь их из его глаз), а пирог бабенька приказала убрать и раздать по кусочку неимущим.
"Ну,
слава богу, теперь, кажется, потише!" — вот возглас, который от времени до времени (но и то, впрочем, не слишком уж часто) приходится слышать в течение последних десяти — пятнадцати лет. Единственный возглас, с которым измученные люди соединяют смутную надежду на успокоение. Прекрасно. Допустим, что с нас и таких перспектив довольно: допустим, что мы уж и тогда должны почитать себя счастливыми, когда перед нами мелькает что-то вроде передышки… Но ведь все-таки это
только передышка — где же самая жизнь?
— Просто, как есть. По улице мостовой
шла девица за водой — довольно с меня. Вот я нынче старческие мемуары в наших исторических журналах почитываю. Факты — так себе, ничего, а чуть
только старичок начнет выводы выводить — хоть святых вон понеси. Глупо, недомысленно, по-детски. Поэтому я и думаю, что нам, вероятно, на этом поприще не судьба.
Да нельзя и не завидовать. Почти каждый день видимся и всякий раз все в этом роде разговор ведем — неужто же это не равновесие? И хоть он, по наружности, кипятится, видя мое твердое намерение жить без выводов, однако я очень хорошо понимаю, что и он бы не прочь такого житья попробовать. Но надворные советники ему мешают — вот что.
Только что начнет настоящим манером в сумерки погружаться,
только что занесет крючок, чтобы бирюльку вытащить, смотрит, ан в доме опять разнокалиберщина
пошла.
— С удовольствием, мой друг,
только вот разговоры-то ваши… Ах, господа, господа! Не успеете вы двух слов сказать — смотришь, уж управа благочиния в ход
пошла!
Только и слышишь: благонадежность да неблагонадежность!
Состояние хаотической взбудораженности, в котором она ныне находится, может привести ее
только к глухой стене, и раз это случится, самая невозможность
идти далее заставит ее очнуться.
Но я успел в этом именно
только отчасти, ибо хотя он и перестал говорить о потрясениях, но далее"диктатуры сердца"все-таки не
пошел.
— Охотно забуду, — возразил я, — но ведь если мы подобные личности в стороне оставим, то вопрос-то, пожалуй, совсем иначе поставить придется. Если речь
идет только о практиках убежденных, то они не претендуют ни на подачки в настоящем, ни на чествования в будущем. Они заранее обрекают свои имена на забвение и, считая себя простыми иксами и игреками, освобождают себя от всяких забот относительно"замаранности"или"незамаранности". По-моему, это своего рода самоотвержение.