Неточные совпадения
Ежели есть в доме старик
отец или тесть (оставшийся за штатом),
то обыкновенно он занимается пчелами и во время роенья не отходит от ульев.
Но существовала и разница:
отец был человек себе на уме, а сын был тоже себе на уме, но, кроме
того, и с «искрой».
Люберцев не держит дома обеда, а обедает или у своих (два раза в неделю), или в скромном отельчике за рубль серебром. Дома ему было бы приятнее обедать, но он не хочет баловать себя и боится утратить хоть частичку
той выдержки, которую поставил целью всей своей жизни. Два раза в неделю — это, конечно, даже необходимо; в эти дни его нетерпеливо поджидает мать и заказывает его любимые блюда — совестно и огорчить отсутствием. За обедом он сообщает
отцу о своих делах.
— Я двадцать рублей, по крайней мере, издержал, а через полгода только один урок в купеческом доме получил, да и
то случайно. Двадцать рублей в месяц зарабатываю, да вдобавок поучения по поводу разврата, обуявшего молодое поколение, выслушиваю. А в летнее время на шее у
отца с матерью живу, благо ехать к ним недалеко. А им и самим жить нечем.
Отец рубля три в месяц высылает, переписывать рубля на два достаю, по десяти копеек с листа, да и
то почти насильно выклянчил.
Старику
отцу следовало бы свидетельство о бедности для сына справить, а он, вместо
того, охал да ахал.
— Вас мне совестно; всё вы около меня, а у вас и без
того дела по горло, — продолжает он, — вот
отец к себе зовет… Я и сам вижу, что нужно ехать, да как быть? Ежели ждать — опять последние деньги уйдут. Поскорее бы… как-нибудь… Главное, от железной дороги полтораста верст на телеге придется трястись. Не выдержишь.
Основателем пансиона был m-r Тюрбо,
отец нынешней содержательницы. Он был вывезен из Франции, в качестве воспитателя, к сыну одного русского вельможи, и когда воспитание кончилось,
то ему назначили хорошую пенсию. М-r Тюрбо уже намеревался уехать обратно в родной Карпантрa, как
отец его воспитанника сделал ему неожиданное предложение.
Всю ночь она волновалась. Что-то новое, хотя и неясное, проснулось в ней. Разговор с доктором был загадочный, сожаления
отца заключали в себе еще менее ясности, а между
тем они точно разбудили ее от сна. В самом деле, что такое жизнь? что значат эти «крохи», о которых говорил доктор?
Во время рождественских праздников приезжал к
отцу один из мировых судей. Он говорил, что в городе веселятся, что квартирующий там батальон доставляет жителям различные удовольствия, что по зимам нанимается зал для собраний и бывают танцевальные вечера. Потом зашел разговор о каких-то пререканиях земства с исправником, о
том, что земские недоимки совсем не взыскиваются, что даже жалованье членам управы и мировым судьям платить не из чего.
Отец, по-видимому, уже знал, что от Семигорова пришло письмо, и когда она пришла к нему,
то он угадал содержание письма и сердито, почти брезгливо крикнул:"Забудь!"
Однако известие, что участь племянницы обратила на себя внимание, несколько ободрило Прасковью Гавриловну. Решено было просить о помещении девочки на казенный счет в институт, и просьба эта была уважена. Через три месяца Лидочка была уже в Петербурге, заключенная в четырех стенах одного из лучших институтов. А кроме
того, за нею оставлена была и небольшая пенсия, назначенная за заслуги
отца. Пенсию эту предполагалось копить из процентов и выдать сироте по выходе из института.
Должно быть, несуразный я отроду вышел, что даже
отец родной — и
тот меня не жалел.
— Родитель высек. Привел меня — а сам пьяный-распьяный — к городничему:"Я, говорит, родительскою властью желаю, чтоб вы его высекли!"–"Можно, — говорит городничий: — эй, вахтер! розог!" — Я было туда-сюда: за что, мол?"А за неповиновение, — объясняется
отец, — за
то, что он нас, своих родителей, на старости лет не кормит". И сколь я ни говорил, даже кричал — разложили и высекли! Есть, вашескородие, в законе об этом?
Я решительно недоумевал. Может ли городничий выпороть совершеннолетнего сына по просьбе
отца? Может ли
отец выгнать сына из его собственной квартиры? — все это представлялось для меня необыкновенным, почти похожим на сказку. — Конечно, ничего подобного не должно быть, говорил здравый смысл, а внутреннее чувство между
тем подсказывало: отчего же и не быть, ежели в натуре оно есть?..
— Да с какою еще радостью! Только и спросила:"Ситцевые платья будете дарить?"С превеликим, говорит, моим удовольствием!"Ну, хорошо, а
то папаша меня все в затрапезе водит — перед товарками стыдно!" — Ах, да и горевое же, сударь, ихнее житье!
Отец — старик, работать не может, да и зашибается; матери нет. Одна она и заработает что-нибудь. Да вот мы за квартиру три рубля в месяц отдадим — как тут разживешься! с хлеба на квас — только и всего.
Вообще ему стало житься легче с
тех пор, как он решился шутить. Жену он с утра прибьет, а потом целый день ее не видит и не интересуется знать, где она была. Старикам и в ус не дует; сам поест, как и где попало, а им денег не дает. Ходил
отец к городничему, опять просил сына высечь, но времена уж не
те. Городничий — и
тот полюбил Гришку.
Мысль о побеге не оставляла его. Несколько раз он пытался ее осуществить и дня на два, на три скрывался из дома. Но исчезновений его не замечали, а только не давали разрешенья настоящим образом оставить дом. Старик
отец заявил, что сын у него непутный, а он, при старости, отвечать за исправную уплату повинностей не может. Разумеется, если б Гришка не был «несуразный»,
то мог бы настоять на своем; но жалобы «несуразного» разве есть резон выслушивать? В кутузку его — вот и решенье готово.
По-видимому, он не так легко, как
отец и старший брат, принимал на веру россказни о свойствах «знамени», и
та обязательность, с которою последние принимались в родной семье, сильно смущала его.
Неточные совпадения
Хлестаков. Право, не знаю. Ведь мой
отец упрям и глуп, старый хрен, как бревно. Я ему прямо скажу: как хотите, я не могу жить без Петербурга. За что ж, в самом деле, я должен погубить жизнь с мужиками? Теперь не
те потребности; душа моя жаждет просвещения.
Чтобы ему, если и тетка есть,
то и тетке всякая пакость, и
отец если жив у него,
то чтоб и он, каналья, околел или поперхнулся навеки, мошенник такой!
Купцы. Да уж куда милость твоя ни запроводит его, все будет хорошо, лишь бы,
то есть, от нас подальше. Не побрезгай,
отец наш, хлебом и солью: кланяемся тебе сахарцом и кузовком вина.
А Петр-то Иванович уж мигнул пальцем и подозвал трактирщика-с, трактирщика Власа: у него жена три недели назад
тому родила, и такой пребойкий мальчик, будет так же, как и
отец, содержать трактир.
Сам Ермил, // Покончивши с рекрутчиной, // Стал тосковать, печалиться, // Не пьет, не ест:
тем кончилось, // Что в деннике с веревкою // Застал его
отец.