Неточные совпадения
О финских
песнях знаю мало. Мальчики-пастухи что-то поют, но тоскливое и всё на один и тот же мотив. Может быть, это такие же
песни, как у их соплеменников, вотяков, которые, увидев забор, поют (вотяки, по крайней мере,
русским языком щеголяют): «Ах, забёр!», увидав корову — поют: «Ах корова!» Впрочем, одну финскую песнь мне перевели. Вот она...
Не русские слова, // А горе в них такое же, // Как в
русской песне, слышалось, // Без берегу, без дна.
— На том свете? Ох, не люблю я тот свет! Не люблю, — сказал он, остановив испуганные дикие глаза на лице брата. — И ведь вот, кажется, что уйти изо всей мерзости, путаницы, и чужой и своей, хорошо бы было, а я боюсь смерти, ужасно боюсь смерти. — Он содрогнулся. — Да выпей что-нибудь. Хочешь шампанского? Или поедем куда-нибудь. Поедем к Цыганам! Знаешь, я очень полюбил Цыган и
русские песни.
Скрипач сыграл ритурнель, аккомпаньяторша заколотила на пьянино аккомпанимент развеселой
русской песни первой фигуры кадрили; как маленький, потный, воняющий вином и икающий человечек в белом галстуке и фраке, который он снял во второй фигуре, подхватил ее, а другой толстяк с бородой, тоже во фраке (они приехали с какого-то бала), подхватил Клару, и как они долго вертелись, плясали, кричали, пили…
Неточные совпадения
Довольно демон ярости // Летал с мечом карающим // Над
русскою землей. // Довольно рабство тяжкое // Одни пути лукавые // Открытыми, влекущими // Держало на Руси! // Над Русью оживающей // Святая
песня слышится, // То ангел милосердия, // Незримо пролетающий // Над нею, души сильные // Зовет на честный путь.
Пел складно
песни русские // И слушать их любил.
Они хранили в жизни мирной // Привычки милой старины; // У них на масленице жирной // Водились
русские блины; // Два раза в год они говели; // Любили круглые качели, // Подблюдны
песни, хоровод; // В день Троицын, когда народ // Зевая слушает молебен, // Умильно на пучок зари // Они роняли слезки три; // Им квас как воздух был потребен, // И за столом у них гостям // Носили блюда по чинам.
— Довольно! — крикнул, выскочив вперед хора, рыжеватый юноша в пенсне на остром носу. — Долой безграмотные
песни! Из какой далекой страны собрались мы? Мы все —
русские, и мы в столице нашей
русской страны.
Как таблица на каменной скрижали, была начертана открыто всем и каждому жизнь старого Штольца, и под ней больше подразумевать было нечего. Но мать, своими
песнями и нежным шепотом, потом княжеский, разнохарактерный дом, далее университет, книги и свет — все это отводило Андрея от прямой, начертанной отцом колеи;
русская жизнь рисовала свои невидимые узоры и из бесцветной таблицы делала яркую, широкую картину.