Неточные совпадения
Рядом с убежденным
помещиком процветает другой
помещик, Конон Лукич Лобков, и процветает достаточно удовлетворительно. Подобно соседу своему, он надеется на
землю и верит, что она даст ему возможность существовать; но возможность эту он ставит в зависимость от множества подспорьев, которые к полеводству вовсе не относятся.
Земли было, по-видимому, и довольно, но половина ее находилась под зыбучим болотом, а добрый кусок занимали пески; из остального количества, за наделением крестьян, на долю
помещика приходилось не больше шестидесяти десятин, но и то весьма сомнительного качества.
И тут сиротке помогли. Поручили губернатору озаботиться ее интересами и произвести ликвидацию ее дел. Через полгода все было кончено: господский дом продали на снос;
землю, которая обрабатывалась в пользу
помещика, раскупили по клочкам крестьяне; инвентарь — тоже; Фоку и Филанидушку поместили в богадельни. Вся ликвидация дала около двух тысяч рублей, а крестьяне, сверх того, были посажены на оброк по семи рублей с души.
Вот где настоящее его место. Не на страже мелких частных интересов, а на страже «
земли». К тому же идея о всесословности совершенно естественно связывалась с идеей о служебном вознаграждении. Почет и вознаграждение подавали друг другу руку, а это было далеко не лишнее при тех ущербах, которые привела за собой крестьянская реформа, — ущербах, оказавшихся очень серьезными, несмотря на то, что идеал реформы формулировался словами:"Чтобы
помещик не ощутил…"
— Это что говорить! Знаю я и
помещиков, которые… Позвольте вам доложить, есть у нас здесь в околотке барин, Федор Семеныч Заозерцев прозывается, так тот еще когда радоваться-то начал! Еще только слухи об воле пошли, а он уже радовался!"Теперь, говорит, вольный труд будет, а при вольном труде
земля сам-десят родить станет". И что же, например, случилось: вольный-то труд пришел, а
земля и совсем родить перестала — разом он в каких-нибудь полгода прогорел!
Несмотря на почти непреодолимые трудности, он создал из своего уезда действительный оазис, в котором, после эманципации, ни один
помещик не продал ни пяди занадельной
земли, в котором господствовал преимущественно сиротский надел и уже зародились серьезные задатки крупного землевладения.
— Нет, от царя ничего нет. Я просто от себя говорю: что если бы царь сказал: отобрать от
помещиков землю и отдать мужикам, — как бы вы сделали?
Каждый вечер в охранном отделении тревожно говорили о новых признаках общего возбуждения людей, о тайном союзе крестьян, которые решили отнять у
помещиков землю, о собраниях рабочих, открыто начинавших порицать правительство, о силе революционеров, которая явно росла с каждым днём.
Неточные совпадения
Роман сказал:
помещику, // Демьян сказал: чиновнику, // Лука сказал: попу. // Купчине толстопузому! — // Сказали братья Губины, // Иван и Митродор. // Старик Пахом потужился // И молвил, в
землю глядючи: // Вельможному боярину, // Министру государеву. // А Пров сказал: царю…
А нам
земля осталася… // Ой ты,
земля помещичья! // Ты нам не мать, а мачеха // Теперь… «А кто велел? — // Кричат писаки праздные, — // Так вымогать, насиловать // Кормилицу свою!» // А я скажу: — А кто же ждал? — // Ох! эти проповедники! // Кричат: «Довольно барствовать! // Проснись,
помещик заспанный! // Вставай! — учись! трудись!..»
Слушаю-с!» — // И кланялся
помещику // Чуть-чуть не до
земли.
Герои наши видели много бумаги, и черновой и белой, наклонившиеся головы, широкие затылки, фраки, сертуки губернского покроя и даже просто какую-то светло-серую куртку, отделившуюся весьма резко, которая, своротив голову набок и положив ее почти на самую бумагу, выписывала бойко и замашисто какой-нибудь протокол об оттяганье
земли или описке имения, захваченного каким-нибудь мирным
помещиком, покойно доживающим век свой под судом, нажившим себе и детей и внуков под его покровом, да слышались урывками короткие выражения, произносимые хриплым голосом: «Одолжите, Федосей Федосеевич, дельце за № 368!» — «Вы всегда куда-нибудь затаскаете пробку с казенной чернильницы!» Иногда голос более величавый, без сомнения одного из начальников, раздавался повелительно: «На, перепиши! а не то снимут сапоги и просидишь ты у меня шесть суток не евши».
Он почувствовал удовольствие, — удовольствие оттого, что стал теперь
помещиком,
помещиком не фантастическим, но действительным,
помещиком, у которого есть уже и
земли, и угодья, и люди — люди не мечтательные, не в воображенье пребываемые, но существующие.