Вино и чай, кабак и трактир — две постоянные страсти русского слуги; для них он крадет, для них он беден, из-за них он выносит гонения, наказания и
покидает семью в нищете. Ничего нет легче, как с высоты трезвого опьянения патера Метью осуждать пьянство и, сидя за чайным столом, удивляться, для чего слуги ходят пить чай в трактир, а не пьют его дома, несмотря на то что дома дешевле.
Неточные совпадения
Под камнем сим лежит французский эмигрант; // Породу знатную имел он и талант, // Супругу и
семью оплакав избиянну, //
Покинул родину, тиранами попранну; // Российския страны достигнув берегов, // Обрел на старости гостеприимный кров; // Учил детей, родителей покоил… // Всевышний судия его здесь успокоил…
Как бы то ни было, но с этих пор матушкой овладела та страсть к скопидомству, которая не
покинула ее даже впоследствии, когда наша
семья могла считать себя уже вполне обеспеченною. Благодаря этой страсти, все куски были на счету, все лишние рты сделались ненавистными. В особенности возненавидела она тетенек-сестриц, видя в них нечто вроде хронической язвы, подтачивавшей благосостояние
семьи.
Всю вескость последнего правила пришлось вскоре Александрову испытать на практике, и урок был не из нежных. Вставали юнкера всегда в
семь часов утра; чистили сапоги и платье, оправляли койки и с полотенцем, мылом и зубной щеткой шли в общую круглую умывалку, под медные краны. Сегодняшнее сентябрьское утро было сумрачное, моросил серый дождик; желто-зеленый туман висел за окнами. Тяжесть была во всем теле, и не хотелось
покидать кровати.
Заступаясь во всей предыдущей сцене за мужа, она почти верила тому, что говорил про Тулузова Егор Егорыч, и ее
кидало даже в холодный пот при мысли, что она, все-таки рожденная и воспитанная в порядочной
семье, разделяла ложе и заключала в свои объятия вора, убийцу и каторжника!..
Семи — или восьмилетние нянюшки дули в кулаки, перескакивали с одной ножки на другую, когда уже чересчур забирал их холод, но все-таки не
покидали веселого сборища; некоторые из них, свернувшись комочком под отцовским кожухом, молча и неподвижно глядели на игравших.