Неточные совпадения
Я не имею сведений,
как идет
дело в глубине Финляндии, проникли ли и туда обрусители, но, начиная от Териок и Выборга, верст на двадцать по побережью Финского залива, нет того ничтожного озера, кругом которого не засели бы русские землевладельцы.
Что все это означает,
как не фабрикацию испугов в умах и без того взбудораженных простецов? Зачем это понадобилось? с
какого права признано необходимым, чтобы Сербия, Болгария, Босния не смели устроиваться по-своему, а непременно при вмешательстве Австрии? С
какой стати Германия берется помогать Австрии в этом
деле? Почему допускается вопиющая несправедливость к выгоде сильного и в ущерб слабому? Зачем нужно держать в страхе соседей?
А болгары что? «Они с таким же восторгом приветствовали возвращение князя, с
каким, за несколько
дней перед тем, встретили весть об его низложении». Вот что пишут в газетах. Скажите: ну, чем они плоше древних афинян? Только вот насчет аттической соли у них плоховато.
Скажет она это потому, что душевная боль не давала человечеству ни развиваться, ни совершать плодотворных
дел, а следовательно, и в самой жизни человеческих обществ произошел
как бы перерыв, который нельзя же не объяснить. Но, сказавши, — обведет эти строки черною каймою и более не возвратится к этому предмету.
Возьмем для примера хоть страх завтрашнего
дня. Сколько постыдного заключается в этой трехсловной мелочи!
Каким образом она могла въесться в существование человека, существа по преимуществу предусмотрительного, обладающего зиждительною силою? Что придавило его? что заставило так безусловно подчиниться простой и постыдной мелочи?
— Да завтрашнего
дня. Все думается: что-то завтра будет! Не то боязнь, не то раздраженье чувствуешь… смутное что-то. Стараюсь вникнуть, но до сих пор еще не разобрался. Точно находишься в обществе, в котором собравшиеся все разбрелись по углам и шушукаются, а ты сидишь один у стола и пересматриваешь лежащие на нем и давно надоевшие альбомы… Вот это
какое ощущение!
Посмотрим же, в
какой мере применяются эти истины к школьному
делу.
Я не говорю уже о том,
как мучительно жить под условием таких метаний, но спрашиваю:
какое горькое сознание унижения должно всплыть со
дна души при виде одного этого неустанно угрожающего указательного перста?
И так
как старый закон не был упразднен, то обеспечение представлялось
делом легким и удобоисполнимым.
Дело наделало шума; но даже в самый разгар эмансипационных надежд редко кто усмотрел его вопиющую сущность. Большинство культурных людей отнеслось к «нему
как к „мелочи“, более или менее остроумной.
Чем кончилось это
дело, я не знаю, так
как вскоре я оставил названную губернию. Вероятно, Чумазый порядочно оплатился, но затем, включив свои траты в графу: „издержки производства“, успокоился. Возвратились ли закабаленные в „первобытное состояние“ и были ли вновь освобождены на основании Положения 19-го февраля, или поднесь скитаются между небом и землей, оторванные от семей и питаясь горьким хлебом поденщины?
Не больше
как лет тридцать тому назад даже было строго воспрещено производить
дела единолично и не в коллегии.
Его смущал вопрос об удалении нечистот из помещений фаланстеров, и для разрешения его он прибегнул к когортам самоотверженных, тогда
как в недалеком будущем
дело устроилось проще — при помощи ватерклозетов, дренажа, сточных труб и, наконец, целого подземного города, образец которого мы видим в катакомбах Парижа.
Поневоле приходится отказаться от попыток и оставить
дело в том виде, в
каком застала его минута.
Тщетно! завтрашний
день настанет при тех же условиях,
как и сегодняшний; завтра выступят те же требования и та же бесконечная канитель переговоров…
Сенокос обыкновенно убирается помочью; но между этою помочью и тою, которую устраивает хозяйственный мужичок, существует громадная разница. Мужичок приглашает таких же хозяйственных мужиков-соседей,
как он сам; работа у них кипит, потому что они взаимно друг с другом чередуются. Нынешнее воскресенье у него помочь; в следующий праздничный
день он сам идет на помочь к соседу. Священник обращается за помочью ко всему миру; все обещают, а назавтра добрая половила не явится.
Тогда он не увидит,
как пролетел
день, и когда настанет время отдыха, то заснет
как убитый.
О равнодушном помещике в этом этюде не будет речи, по тем же соображениям,
как и о крупном землевладельце: ни тот, ни другой хозяйственным
делом не занимаются. Равнодушный помещик на скорую руку устроился с крестьянами, оставил за собой пустоша, небольшой кусок лесу, пашню запустил, окна в доме заколотил досками, скот распродал и, поставив во главе выморочного имущества не то управителя, не то сторожа (преимущественно из отставных солдат), уехал.
О прочих наезжих мироедах распространяться я не буду. Они ведут свое
дело с тою же наглостью и горячностью,
как и Иван Фомич, — только размах у них не так широк и перспективы уже. И чиновник и мещанин навсегда завекуют в деревне, без малейшей надежды попасть в члены суб-суб-комиссии для вывозки из города нечистот.
"На
днях умер Иван Иваныч Обносков, известный в нашем светском обществе
как милый и неистощимый собеседник. До конца жизни он сохранил веселость и добродушный юмор, который нередко, впрочем, заставлял призадумываться. Никто и не подозревал, что ему уж семьдесят лет, до такой степени все привыкли видеть его в урочный час на Невском проспекте бодрым и приветливым. Еще накануне его там видели. Мир праху твоему, незлобивый старик!"
Он, слава богу, проснулся, и впереди его ждет совсем белый
день, без точек, без пестрины, одним словом,
день, в который,
как и вчера, ничего не может случиться.
А ежели и предстоит какая-нибудь особенность, вроде, например, привоза свежих устриц и заранее данного обещания собраться у Одинцова, то и эта неголоволомная подробность уже зараньше занесена им в carnet, [записную книжку (франц.)] так что стоит только заглянуть туда — и весь
день как на ладони.
И Петр Николаич показывает на
деле,
как он развел руками.
А назавтра опять белый
день, с новым повторением тех же подробностей и того же празднословия! И это не надоедает… напротив! Встречаешься с этим
днем, точно с старым другом, с которым всегда есть о чем поговорить, или
как с насиженным местом, где знаешь наверное, куда идти, и где всякая мелочь говорит о каком-нибудь приятном воспоминании.
— Это и всегда так бывает на первых порах. Все равно
как у портных: сначала на лоскутках шить приучают, а потом и настоящее
дело дадут. Потерпи, не сомневайся. В свое время будешь и шить, и кроить, и утюжить.
Через месяц они были муж и жена, и,
как я сказал выше, позволили себе в праздности провести будничный
день. Но назавтра оба уж были в работе.
— А у тебя
как свое-то
дело идет?
— Ах, боюсь я — особенно этот бухгалтер… Придется опять просить, кланяться, хлопотать, а время между тем летит. Один
день пройдет — нет работы, другой — нет работы, и каждый
день урезывай себя, рассчитывай,
как прожить дольше… Устанешь хуже, чем на работе. Ах, боюсь!
В тот же
день, за обедом, один из жильцов, студент третьего курса, объяснил Чудинову, что так
как он поступает в юридический факультет, то за лекции ему придется уплатить за полугодие около тридцати рублей, да обмундирование будет стоить, с форменной фуражкой и шпагой, по малой мере, семьдесят рублей. Объявления в газетах тоже потребуют изрядных денег.
— Вас мне совестно; всё вы около меня, а у вас и без того
дела по горло, — продолжает он, — вот отец к себе зовет… Я и сам вижу, что нужно ехать, да
как быть? Ежели ждать — опять последние деньги уйдут. Поскорее бы… как-нибудь… Главное, от железной дороги полтораста верст на телеге придется трястись. Не выдержишь.
В самом
деле, трудно, почти немыслимо, среди общего мира, утверждать, что общественные основы потрясены, когда они, для всех видимо, стоят неизменными в тех самых формах и с тем содержанием,
какие завещаны историческим преданием.
В
каком виде представлялось «
дело» в прежнее время, в таком же оно представляется и теперь.
— Диковинное это
дело, — весело говорит он, —
какая нынче свобода дана! читаешь и глазам не веришь!
Он — подписчик и усердный чтец; следовательно, его необходимо уловить, а это
дело нелегкое, потому что простец относится к читаемому равнодушно и читает все, что попадет под руку, наблюдая лишь за тем,
как бы не попасть в ответ.
Ошибочно, впрочем, было бы думать, что современный простец принадлежит исключительно к числу посетителей мелочных лавочек и полпивных; нет, в численном смысле он занимает довольно заметное место и в культурной среде. Это не выходец из недр черни, а только человек, не видящий перед собой особенных перспектив. И ненавистники и солидные ожидают впереди почестей, мест, орденов, а простец ожидает одного:
как бы за
день его не искалечили.
Приращение семейства заставило бы ее или
разделить свою нежность, или быть несправедливою к другим детям, так
как она дала себе слово всю себя посвятить Верочке.
В дом взяли немку, так
как немки (кроме гамбургских) исстари пользуются репутацией добродетельных. Француженка и англичанка (тоже вновь приусловленные) должны были приходить лишь в определенные
дни и часы.
Началось каждодневное ученье, и так
как Ольга действительно сгорала желанием принести пользу, то
дело пошло довольно бойко.
Но в то же время и погода изменилась. На небе с утра до вечера ходили грузные облака; начинавшееся тепло,
как бы по мановению волшебства, исчезло; почти ежедневно шел мокрый снег, о котором говорили: молодой снег за старым пришел. Но и эта перемена не огорчила Ольгу, а, напротив, заняла ее. Все-таки
дело идет к возрождению; тем или другим процессом, а природа берет свое.
На другой
день он спросил сестру,
как она намерена располагать собой.
Рано утром, на следующий же
день, Ольги уже не было в отцовской усадьбе. Завещание было вскрыто, и в нем оказалось, что капитал покойного Ладогина был разделен поровну; а о недвижимом имении не упоминалось, так
как оно было родовое. Ольга в самое короткое время покончила с наследством: приняла свою долю завещанного капитала, а от четырнадцатой части в недвижимом имении отказалась. В распоряжении ее оказалось около четырех тысяч годового дохода.
Благодаря беготне
дело сошло с рук благополучно; но затем предстояли еще и еще
дела. Первое издание азбуки разошлось быстро, надо было готовиться к другому — уже без промахов. «Дивчину» заменили старухой и подписали: Домна; «Пана» заменили мужичком с топором за поясом и подписали: Потап-плотник. Но
как попасть в мысль и намерения «критики»? Пожалуй, будут сравнивать второе издание с первым и скажут: а! догадались! думаете, что надели маску, так вас под ней и не узнают!
—
Как с чего? — во-первых, я русская и вижу в распространении грамотности одно из условий благосостояния родной страны; а во-вторых, это
дело доставляет мне удовольствие; я взялась за него, мне его доверили, и я не могу не хлопотать о нем.
— И даже очень. Главное, в церковь прилежно ходите. Я и
как пастырь вас увещеваю, и
как человек предостерегаю.
Как пастырь говорю: только церковь может утешить нас в жизненных треволнениях;
как человек предваряю, что нет легче и опаснее обвинения,
как обвинение в недостатке религиозности. А впрочем, загадывать вперед бесполезно. Приехали — стало быть,
дело кончено. Бог да благословит вас.
Квартира была готовая, и она устроилась в ней,
как могла, хотя каждый
день выгонял ее часа на два из дома угар.
Все знали, что ее можно «раздавить», И, следовательно, если б она даже просила о защите — хоть бы члена училищного совета, изредка навещавшего школу, — ей бы ответили:"С
какими вы все глупостями лезете —
какое нам
дело!"
— Ты очень хорошо сделала, что пораньше приехала, — сказала она, — а то мы не успели бы наговориться. Представь себе, у меня целый
день занят! В два часа — кататься, потом с визитами, обедаем у тети Головковой, вечером — в театр. Ах, ты не можешь себе представить,
как уморительно играет в Михайловском театре Берне!
—
Какой ты, мой друг, еще ребенок! — И, обратившись к Лидочке, прибавила: — Вы к нам? Ах,
как жаль, что у нас сегодня целый
день занят! Но в другой раз…
Верховцевы сходили по лестнице, когда Лидочка поднималась к ним. Впрочем, они уезжали не надолго — всего три-четыре визита, и просили Лидочку подождать. Она вошла в пустынную гостиную и села у стола с альбомами. Пересмотрела все — один за другим, а Верховцевых все нет
как нет. Но Лидочка не обижалась; только ей очень хотелось есть, потому что институтский
день начинается рано, и она, кроме того, сделала порядочный моцион. Наконец, часов около пяти, Верочка воротилась.
— Ах,
какая ты уморительная! — смеялась она, — еще Верочка ничего, а на
днях Alexandrine Геровская бросила мужа и прямо переехала к своему гусару.