Неточные совпадения
Уходит масса денег — вот всё,
что до сих пор ясно.
Испуг
до того въелся в нас,
что мы даже совсем не сознаем его.
И теперь имя его
до того погрузилось в мрак,
что не только никто о нем не говорит, но даже и не помнит его существования.
Я не знаю, как отнесется читатель к написанному выше, но
что касается
до меня, то при одной мысли о «мелочах жизни» сердце мое болит невыносимо.
Что касается
до мирских властей, то они беспрекословно отдались в руки чумазому и думают только об исполнении его прихотей.
Вот настоящие, удручающие мелочи жизни. Сравните их с приключениями Наполеонов, Орлеанов, Баттенбергов и проч. Сопоставьте с европейскими концертами — и ответьте сами: какие из них, по всей справедливости, должны сделаться достоянием истории и какие будут отметены ею.
Что до меня, то я даже ни на минуту не сомневаюсь в ее выборе.
Это
до такой степени верно,
что в позднейшие времена мне случалось слышать от некоторых помещиков, уже захудалых и бесприютных, такого рода наивные ретроспективные жалобы...
Для помещиков эта операция была, несомненно, выгодна. Во-первых, Чумазый уплачивал хорошую цену за одни крестьянские тела; во-вторых, оставался задаром крестьянский земельный надел, который в тех местах имеет значительную ценность. Для Чумазого выгода заключалась в том,
что он на долгое время обеспечивал себя дешевой рабочей силой.
Что касается
до закабаляемых, то им оставалась в удел надежда,
что невзгода настигает их… в последний раз!
Я мог бы привести здесь примеры изумительнейшей выносливости, но воздерживаюсь от этого, зная,
что частные случаи очень мало доказывают. Общее настроение общества и масс — вот главное,
что меня занимает, и это главное свидетельствует вполне убедительно,
что мелочи управляют и будут управлять миром
до тех пор, пока человеческое сознание не вступит в свои права и не научится различать терзающие мелочи от баттенберговских.
Однако ж все-таки оказывалось,
что мало, даже в смысле простого утирания слез;
до такой степени мало,
что нынче от этой хитросплетенной организации не осталось и воспоминаний.
Свежую убоину он употребляет только по самым большим праздникам, потому
что она дорога, да в деревне ее, пожалуй, и не найдешь, но главное потому,
что тут уж ему не сладить с расчетом: каково бы ни было качество убоины, мужик набрасывается на нее и наедается ею
до пресыщения.
В городе он отстаивает себя
до последней крайности, но почти всегда без успеха, потому
что городская обстановка ошеломляет его; там всё бары живут да купцы, которые тоже барами смотрят, — чуть
что, и городовой к ним на помощь подоспеет, в кутузку его, сиволапого, потащат.
Зато в конце августа он уже может рассчитать,
что своего хлеба у него хватит
до масленой.
Да, это был действительно честный и разумный мужик. Он достиг своей цели: довел свой дом
до полной чаши. Но спрашивается: с какой стороны подойти к этому разумному мужику? каким образом уверить его,
что не о хлебе едином жив бывает человек?
Известно,
что к церквам обязательно прирезывается
до тридцати трех десятин земли.
Хорошо еще,
что церковная земля лежит в сторонке, а то не уберечься бы попу от потрав. Но и теперь в церковном лесу постоянно плешинки оказываются. Напрасно пономарь Филатыч встает ночью и крадется в лес, чтобы изловить порубщиков, напрасно разглядывает он следы телеги или саней, и нередко даже доходит
до самого двора, куда привезен похищенный лес, — порубщик всегда сумеет отпереться, да и односельцы покроют его.
Делать нечего, надо сбирать обед. Священник и вся семья суетятся, потчуют. В кашу льется то же постное масло, во щи нарезывается та же солонина с запашком; но то,
что сходит с рук своему брату, крестьянину, ставится священнику в укор."Работали
до седьмого пота, а он гнилятиной кормит!"
Основа, на которой зиждется его существование,
до того тонка,
что малейший неосторожный шаг неминуемо повлечет за собой нужду. Сыновья у него с детских лет в разброде, да и не воротятся домой, потому
что по окончании курса пристроятся на стороне. Только дочери дома; их и рад бы сбыть, да с бесприданницами придется еще подождать.
Что касается
до мелкопоместных дворян, то они уже в самом начале крестьянской реформы почти совсем исчезли с сельскохозяйственной арены.
—
Чего думать! Целый день с утра
до вечера точно в огне горим. И в слякоть и в жару — никогда покоя не знаем. Посмотри, на
что я похожа стала! на
что ты сам похож! А доходов все нет. Рожь сам-двенадцать, в молоке хоть купайся, все в полном ходу — хоть на выставку, а в результате… триста рублей!
Правда,
что он с утра
до вечера мается, маклачит, мелочничает, но зато сыт.
Но он
до такой степени «изворовался» в сельскохозяйственных ухищрениях,
что даже не замечает отсутствия семьи.
Что же касается
до нравственного ценза, то добыть его еще легче.
Только в кабаке он сам-большой и может прикрикнуть даже на самого мироеда:"Ты
что озорничаешь? наливай
до краев!"
Первому можно без риска верить;
что касается
до второго, то не лишнее и остеречься.
С утра
до ночи голова мироеда занята расчетами; с утра
до ночи взор его вглядывается в деревенскую даль. Заручившись деревенской статистикой, он мало того,
что знает хозяйственное положение каждого однообщественника, как свое собственное, но может даже напомнить односельцу о таких предметах, о которых тот и сам позабыл.
Что касается
до сельскохозяйственных оборотов мироеда-аборигена, то он ведет свое полеводство тем же порядком, как и"хозяйственный мужичок".
"На днях умер Иван Иваныч Обносков, известный в нашем светском обществе как милый и неистощимый собеседник.
До конца жизни он сохранил веселость и добродушный юмор, который нередко, впрочем, заставлял призадумываться. Никто и не подозревал,
что ему уж семьдесят лет,
до такой степени все привыкли видеть его в урочный час на Невском проспекте бодрым и приветливым. Еще накануне его там видели. Мир праху твоему, незлобивый старик!"
Но, к сожалению, мы так приучены к нелепостям,
до такой степени они всосались в нас,
что мы принимаем всякую нескладицу за чистую монету и приходим в волнение по ее поводу.
В этих присматриваньях идет время
до шести часов. Скучное, тягучее время, но Люберцев бодро высиживает его, и не потому,
что — кто знает? вдруг случится в нем надобность! — а просто потому,
что он сознает себя одною из составных частей этой машины, функции которой совершаются сами собой. Затем нелишнее, конечно, чтобы и директор видел,
что он готов и ждет только мановения.
Генечка слушал терпеливо и от времени
до времени качал головой. Он рад был,
что вчерашняя история кончилась так благополучно.
В настоящее время служебная его карьера настолько определилась,
что до него рукой не достать. Он вполне изменил свой взгляд на служебный труд. Оставил при себе только государственную складку, а труд предоставил подчиненным. С утра
до вечера он в движении: ездит по влиятельным знакомым, совещается, шушукается, подставляет ножки и всячески ограждает свою карьеру от случайности.
От времени
до времени Люберцеву приходит на мысль,
что теперь самая пора обзавестись своим семейством. Он тщательно приглядывается, рассматривает, разузнает, но делает это сам, не прибегая к постороннему посредничеству. Вообще подходит к этому вопросу с осторожностью и надеется в непродолжительном времени разрешить его.
Оба одиноки, знакомых не имеют, кроме тех, с которыми встречаются за общим трудом, и оба
до того втянулись в эту одинокую, не знающую отдыха жизнь,
что даже утратили ясное сознание, живут они или нет.
Доход его простирался
до полутора тысяч, так
что оба вместе они получали в год
до двух тысяч пятисот рублей.
Ничем подобным не могли пользоваться Черезовы по самому характеру и обстановке их труда. Оба работали и утром, и вечером вне дома, оба жили в готовых, однажды сложившихся условиях и, стало быть, не имели ни времени, ни привычки, ни надобности входить в хозяйственные подробности. Это
до того въелось в их природу, с самых молодых ногтей,
что если бы даже и выпал для них случайный досуг, то они не знали бы, как им распорядиться, и растерялись бы на первом шагу при вступлении в практическую жизнь.
— И я говорю,
что мерзавец, да ведь когда зависишь…
Что, если он банкиру на меня наговорит? — ведь, пожалуй, и там… Тут двадцать пять рублей улыбнутся, а там и целых пятьдесят. Останусь я у тебя на шее, да, кроме того, и делать нечего будет… С утра
до вечера все буду думать… Думать да думать, одна да одна… ах, не дай бог!
Спустя некоторое время нашлась вечерняя работа в том самом правлении, где работал ее муж. По крайней мере, они были вместе по вечерам. Уходя на службу, она укладывала ребенка, и с помощью кухарки Авдотьи устраивалась так, чтобы он
до прихода ее не был голоден. Жизнь потекла обычным порядком, вялая, серая, даже серее прежнего, потому
что в своей квартире было голо и царствовала какая-то надрывающая сердце тишина.
Слыхала она, правда, анекдот про человека, который, выходя из дома, начинал с того,
что кликал извозчика, упорно держась гривенника, покуда не доходил
до места пешком, и таким образом составил себе целое состояние.
В шесть часов вечера его не стало. Черезовская удача
до такой степени изменила,
что он не воспользовался даже льготным сроком, который на казенной службе дается заболевшим чиновникам. Надежда Владимировна совсем растерялась. Ей не приходило в голову,
что нужно обрядить умершего, послать за гробовщиком, положить покойника на стол и пригласить псаломщика. Все это сделала за нее Авдотья.
Она и теперь продолжает работать с утра
до вечера. Теряя одну работу, подыскивает другую, так
что «каторга» остается в прежней силе.
Надо идти туда, где сгустился мрак, откуда слышатся стоны, куда
до такой степени не проник луч сознательности,
что вся жизнь кажется отданною в жертву неосмысленному обычаю, — и не слышно даже о стремлении освободиться от оков его.
Я не претендую здесь подробно и вполне определительно разобраться в читательской среде, но постараюсь характеризовать хотя некоторые ее категории. Мне кажется,
что это будет не бесполезно для самого читающего люда.
До тех пор, пока не выяснится читатель, литература не приобретет решающего влияния на жизнь. А последнее условие именно и составляет главную задачу ее существования.
Что же касается
до развития, то вопрос об уместности его искони решен в утвердительном смысле, и ежели в последнее время оживился несколько более, то причина этого явления заключается в том,
что накопились и умножились самые запросы жизни.
— Ну
что, господин Попрыгунчиков, допрыгался!"Ах, хорошо,
что исправникам от свистунов на орехи достается!""Ах, хорошо,
что и
до губернаторов добрались!"Вот тебе и допрыгался! Расхлебывай теперь!
Я, впрочем, не говорю,
что он останется в этом лагере навсегда; но, во всяком случае, не покинет его
до тех пор, пока новые и вполне решительные факты не вызовут его из состояния остервенения и не бросят в противоположную сторону.
Такое положение вещей может продлиться неопределенное время, потому
что общественное течение, однажды проложивши себе русло, неохотно его меняет. И опять-таки в этом коснении очень существенную роль играет солидный читатель. Забравшись в мурью (какой бы то ни было окраски), он любит понежиться и потягивается в ней
до тех пор, пока блохи и другая нечисть не заставят выскочить. Тогда он с несвойственною ему стремительностью выбегает наверх и высматривает, куда укрыться.
Что касается
до простеца, то он никакого влияния на журнальное и газетное дело не имел; он называл себя темным человеком и вполне доволен был этим званием.
Что касается
до простеца, то для него никакого повода колебаться не существовало.
Живчик не только вычитывает, но и разузнает. Он чует диффамацию даже тогда, когда настоящие личности скрыты под вымышленными фамилиями, и
до тех пор не успокоится, покуда досконально не дознает,
что Анна Ивановна Резвая есть не кто иная, как Серафима Павловна Какурина, которой муж имеет магазин благовонных товаров в Гостином Дворе;
что она действительно была такого-то числа в гостинице «Москва», в отдельном нумере, и муж накрыл ее.