— Уж не бес ли пишет за него, — вмешалась тут старушка, занятая в своих креслах вязаньем чулка и слышавшая весь разговор (она не любила предводителя за то, что, когда был судьей, решил ее неправое дело
в пользу противника).
Неточные совпадения
— Случается, сударыня, такую бумажку напишешь, что и к делу она совсем не подходит, — смотришь, ан
польза! — хвалился, с своей стороны, Могильцев. — Ведь противник-то как
в лесу бродит. Читает и думает: «Это недаром! наверное, онкуда-нибудь далеко крючок закинул». И начнет паутину кругом себя путать. Путает-путает, да
в собственной путанице и застрянет. А мы
в это время и еще загадку ему загадаем.
Вот этот цветок, употреби его для обоняния — он принесет
пользу; вкуси его — и он — о, чудо перемены! — смертью тебя обледенит, как будто
в нем две разнородные силы: одна горит живительным огнем, другая веет холодом могилы; такие два
противника и
в нас: то — благодать и гибельные страсти, и если овладеют страсти нашею душой, завянет навсегда пленительный цветок».
Большинство трех голосов оказалось на стороне исключения. Два из них принадлежали самому председателю, который некоторое время колебался было, отдать ли эти два голоса
в пользу устиновского предложения или
в пользу его
противников, но из столь затруднительного колебания вывел его опять-таки все тот же находчивый и предусмотрительный Феликс Мартынович Подвиляньский.
—
Противник всегда,
в чем вижу вашу гибель. Прекрасно, благородно, возвышенно ваше рвение к
пользе отечества, кто с этим не согласится? Но при этом подвиге необходимо условие, и весьма важное: собираясь
в свой крестовый поход, вы, как твердый рыцарь, должны отложиться от всех пагубных страстей. То ли вы делаете? Ваша благородная дама забыта, и волшебница под именем Мариорицы опутывает вас своими цветочными цепями. Надо избрать одно что-нибудь: или великий, трудный подвиг, или…
Карл требовал, чтобы
противник его навсегда отказался от польской короны
в пользу Станислава Лещинского [Лещинский Станислав (1677–1766) — шведский ставленник на польском престоле (1704–1709), бежавший из Польши после победы Петра I над шведами под Полтавой.], и — кто б помыслил, чтобы завоеватель царств, даривший их, как игрушки, жадничал более всего приобретения одного человека? — он потребовал выдачи Паткуля.