Забавляясь внутренно ловушкой, в которую попал Рубановский, я продолжал читать на той же странице следующее: «Когда мысль наша в гармоническом порядке представляет мысль божию в боге силою, а в натуре
явлением силы, тогда мы мыслим благо, истинно, изящно — поелику добро, истина и изящность, или красота, составляют чертеж, по которому вселенная создана».
Понимая и признавая одну истину, можно ошибиться во множестве других, можно мыслить не благо, не истинно и не изящно?» Старик Рубановский не задумался и торжественно и в то же время иронически отвечал мне: «А потому, милостивый государь, что, признав главное, то есть, что мысль божия в боге сила, а в натуре
явление силы, мы уже мыслим благо, истинно, изящно».
Неточные совпадения
— Когда найдено было электричество, — быстро перебил Левин, — то было только открыто
явление, и неизвестно было, откуда оно происходит и что оно производит, и века прошли прежде, чем подумали о приложении его. Спириты же, напротив, начали с того, что столики им пишут и духи к ним приходят, а потом уже стали говорить, что это есть
сила неизвестная.
— Каждый член общества призван делать свойственное ему дело, — сказал он. — И люди мысли исполняют свое дело, выражая общественное мнение. И единодушие и полное выражение общественного мнения есть заслуга прессы и вместе с тем радостное
явление. Двадцать лет тому назад мы бы молчали, а теперь слышен голос русского народа, который готов встать, как один человек, и готов жертвовать собой для угнетенных братьев; это великий шаг и задаток
силы.
Это было, точно, необыкновенное
явленье русской
силы: его вышибло из народной груди огниво бед.
Она не теряла из вида путеводной нити жизни и из мелких
явлений, из немудреных личностей, толпившихся около нее, делала не мелкие выводы, практиковала
силу своей воли над окружавшею ее застарелостью, деспотизмом, грубостью нравов.
В самом деле, у него чуть не погасла вера в честь, честность, вообще в человека. Он, не желая, не стараясь, часто бегая прочь, изведал этот «чудесный мир» —
силою своей впечатлительной натуры, вбиравшей в себя, как губка, все задевавшие его
явления.