Неточные совпадения
Ныне, роясь
в глуповском городском архиве, я случайно напал на довольно объемистую связку тетрадей, носящих общее название «Глуповского Летописца», и, рассмотрев их, нашел, что они могут
служить немаловажным подспорьем
в деле осуществления моего намерения.
Во всяком случае,
в видах предотвращения злонамеренных толкований, издатель считает долгом оговориться, что весь его труд
в настоящем случае заключается только
в том, что он исправил тяжелый и устарелый слог «Летописца» и имел надлежащий надзор за орфографией, нимало не касаясь самого содержания летописи. С первой минуты до последней издателя не покидал грозный образ Михаила Петровича Погодина, и это одно уже может
служить ручательством, с каким почтительным трепетом он относился к своей задаче.
Но сие же самое соответствие, с другой стороны,
служит и не малым, для летописателя, облегчением. Ибо
в чем состоит, собственно, задача его?
В том ли, чтобы критиковать или порицать? Нет, не
в том.
В том ли, чтобы рассуждать? Нет, и не
в этом.
В чем же? А
в том, легкодумный вольнодумец, чтобы быть лишь изобразителем означенного соответствия и об оном предать потомству
в надлежащее назидание.
Нельзя думать, чтобы «Летописец» добровольно допустил такой важный биографический пропуск
в истории родного города; скорее должно предположить, что преемники Двоекурова с умыслом уничтожили его биографию, как представляющую свидетельство слишком явного либерализма и могущую
послужить для исследователей нашей старины соблазнительным поводом к отыскиванию конституционализма даже там, где,
в сущности, существует лишь принцип свободного сечения.
Издатель позволяет себе думать, что изложенные
в этом документе мысли не только свидетельствуют, что
в то отдаленное время уже встречались люди, обладавшие правильным взглядом на вещи, но могут даже и теперь
служить руководством при осуществлении подобного рода предприятий.
К довершению бедствия глуповцы взялись за ум. По вкоренившемуся исстари крамольническому обычаю, собрались они около колокольни, стали судить да рядить и кончили тем, что выбрали из среды своей ходока — самого древнего
в целом городе человека, Евсеича. Долго кланялись и мир и Евсеич друг другу
в ноги: первый просил
послужить, второй просил освободить. Наконец мир сказал...
И, сказавши это, заплакал. «Взыграло древнее сердце его, чтобы
послужить», — прибавляет летописец. И сделался Евсеич ходоком и положил
в сердце своем искушать бригадира до трех раз.
Победа над Наполеоном еще более утвердила их
в этом мнении, и едва ли не
в эту самую эпоху сложилась знаменитая пословица:"Шапками закидаем!", которая впоследствии долгое время
служила девизом глуповских подвигов на поле брани.
Ну, он это взглянул на меня этак сыскоса:"Ты, говорит, колченогий (а у меня, ваше высокородие, точно что под Очаковом ногу унесло),
в полиции, видно,
служишь?" — взял шапку и вышел из кабака вон.
Неточные совпадения
Городничий (
в сторону).О, тонкая штука! Эк куда метнул! какого туману напустил! разбери кто хочет! Не знаешь, с которой стороны и приняться. Ну, да уж попробовать не куды пошло! Что будет, то будет, попробовать на авось. (Вслух.)Если вы точно имеете нужду
в деньгах или
в чем другом, то я готов
служить сию минуту. Моя обязанность помогать проезжающим.
Хлестаков. Нет, не хочу! Я знаю, что значит на другую квартиру: то есть —
в тюрьму. Да какое вы имеете право? Да как вы смеете?.. Да вот я… Я
служу в Петербурге. (Бодрится.)Я, я, я…
Пред каждым почитаемым // Двунадесятым праздником //
В моих парадных горницах // Поп всенощну
служил.
А князь опять больнехонек… // Чтоб только время выиграть, // Придумать: как тут быть, // Которая-то барыня // (Должно быть, белокурая: // Она ему, сердечному, // Слыхал я, терла щеткою //
В то время левый бок) // Возьми и брякни барину, // Что мужиков помещикам // Велели воротить! // Поверил! Проще малого // Ребенка стал старинушка, // Как паралич расшиб! // Заплакал! пред иконами // Со всей семьею молится, // Велит
служить молебствие, // Звонить
в колокола!
Правдин. Если вы приказываете. (Читает.) «Любезная племянница! Дела мои принудили меня жить несколько лет
в разлуке с моими ближними; а дальность лишила меня удовольствия иметь о вас известии. Я теперь
в Москве, прожив несколько лет
в Сибири. Я могу
служить примером, что трудами и честностию состояние свое сделать можно. Сими средствами, с помощию счастия, нажил я десять тысяч рублей доходу…»