Неточные совпадения
20) Угрюм-Бурчеев, бывый прохвост. [Искаженное наименование «профоса» — солдата
в армии XVIII века, убиравшего нечистоты и приводившего
в исполнение приговоры о телесном наказании.] Разрушил старый город и построил другой на
новом месте.
В августе 1762 года
в городе Глупове происходило необычное движение по случаю прибытия
нового градоначальника, Дементия Варламовича Брудастого.
Между тем
новый градоначальник оказался молчалив и угрюм. Он прискакал
в Глупов, как говорится, во все лопатки (время было такое, что нельзя было терять ни одной минуты) и едва вломился
в пределы городского выгона, как тут же, на самой границе, пересек уйму ямщиков. Но даже и это обстоятельство не охладило восторгов обывателей, потому что умы еще были полны воспоминаниями о недавних победах над турками, и все надеялись, что
новый градоначальник во второй раз возьмет приступом крепость Хотин.
Так было и
в настоящем случае. Как ни воспламенились сердца обывателей по случаю приезда
нового начальника, но прием его значительно расхолодил их.
Новый градоначальник заперся
в своем кабинете, не ел, не пил и все что-то скреб пером.
Говорили, что
новый градоначальник совсем даже не градоначальник, а оборотень, присланный
в Глупов по легкомыслию; что он по ночам,
в виде ненасытного упыря, парит над городом и сосет у сонных обывателей кровь.
Он сшил себе
новую пару платья и хвастался, что на днях откроет
в Глупове такой магазин, что самому Винтергальтеру [
Новый пример прозорливости: Винтергальтера
в 1762 году не было.
На спрашивание же вашего высокоблагородия о том, во-первых, могу ли я,
в случае присылки
новой головы, оную утвердить и, во-вторых, будет ли та утвержденная голова исправно действовать? ответствовать сим честь имею: утвердить могу и действовать оная будет, но настоящих мыслей иметь не может.
Вести о «глуповском нелепом и смеха достойном смятении» достигли наконец и до начальства. Велено было «беспутную оную Клемантинку, сыскав, представить, а которые есть у нее сообщники, то и тех, сыскав, представить же, а глуповцам крепко-накрепко наказать, дабы неповинных граждан
в реке занапрасно не утапливали и с раската звериным обычаем не сбрасывали». Но известия о назначении
нового градоначальника все еще не получалось.
К удивлению, бригадир не только не обиделся этими словами, но, напротив того, еще ничего не видя, подарил Аленке вяземский пряник и банку помады. Увидев эти дары, Аленка как будто опешила; кричать — не кричала, а только потихоньку всхлипывала. Тогда бригадир приказал принести свой
новый мундир, надел его и во всей красе показался Аленке.
В это же время выбежала
в дверь старая бригадирова экономка и начала Аленку усовещивать.
И действительно,
в городе вновь сделалось тихо; глуповцы никаких
новых бунтов не предпринимали, а сидели на завалинках и ждали. Когда же проезжие спрашивали: как дела? — то отвечали...
Новая точка, еще точка… сперва черная, потом ярко-оранжевая; образуется целая связь светящихся точек и затем — настоящее море,
в котором утопают все отдельные подробности, которое крутится
в берегах своею собственною силою, которое издает свой собственный треск, гул и свист.
В сущности, пожар был не весьма значителен и мог бы быть остановлен довольно легко, но граждане до того были измучены и потрясены происшествиями вчерашней бессонной ночи, что достаточно было слова:"пожар!", чтоб произвести между ними
новую общую панику.
К счастию, однако ж, на этот раз опасения оказались неосновательными. Через неделю прибыл из губернии
новый градоначальник и превосходством принятых им административных мер заставил забыть всех старых градоначальников, а
в том числе и Фердыщенку. Это был Василиск Семенович Бородавкин, с которого, собственно, и начинается золотой век Глупова. Страхи рассеялись, урожаи пошли за урожаями, комет не появлялось, а денег развелось такое множество, что даже куры не клевали их… Потому что это были ассигнации.
Но летописец, очевидно, и
в свою очередь, забывает, что
в том-то, собственно, и заключается замысловатость человеческих действий, чтобы сегодня одно здание на"песце"строить, а завтра, когда оно рухнет, зачинать
новое здание на том же"песце"воздвигать.
Слобода смолкла, но никто не выходил."Чаяли стрельцы, — говорит летописец, — что
новое сие изобретение (то есть усмирение посредством ломки домов), подобно всем прочим, одно мечтание представляет, но недолго пришлось им
в сей сладкой надежде себя утешать".
Глуповцы тем быстрее поняли смысл этого
нового узаконения, что они издревле были приучены вырезывать часть своего пирога и приносить ее
в дар.
Хотя же
в последнее время, при либеральном управлении Микаладзе, обычай этот, по упущению, не исполнялся, но они не роптали на его возобновление, ибо надеялись, что он еще теснее скрепит благожелательные отношения, существовавшие между ними и
новым градоначальником.
С тех пор законодательная деятельность
в городе Глупове закипела. Не проходило дня, чтоб не явилось
нового подметного письма и чтобы глуповцы не были чем-нибудь обрадованы. Настал наконец момент, когда Беневоленский начал даже помышлять о конституции.
— Состояние у меня, благодарение богу, изрядное. Командовал-с; стало быть, не растратил, а умножил-с. Следственно, какие есть насчет этого законы — те знаю, а
новых издавать не желаю. Конечно, многие на моем месте понеслись бы
в атаку, а может быть, даже устроили бы бомбардировку, но я человек простой и утешения для себя
в атаках не вижу-с!
— Я не либерал и либералом никогда не бывал-с. Действую всегда прямо и потому даже от законов держусь
в отдалении.
В затруднительных случаях приказываю поискать, но требую одного: чтоб закон был старый.
Новых законов не люблю-с. Многое
в них пропускается, а о прочем и совсем не упоминается. Так я всегда говорил, так отозвался и теперь, когда отправлялся сюда. От
новых, говорю, законов увольте, прочее же надеюсь исполнить
в точности!
— Про себя могу сказать одно:
в сражениях не бывал-с, но
в парадах закален даже сверх пропорции.
Новых идей не понимаю. Не понимаю даже того, зачем их следует понимать-с.
Да, это именно те самые пепельные кудри, та самая матовая белизна лица, те самые голубые глаза, тот самый полный и трепещущий бюст; но как все это преобразилось
в новой обстановке, как выступило вперед лучшими, интереснейшими своими сторонами!
Не вопрос о порядке сотворения мира тут важен, а то, что вместе с этим вопросом могло вторгнуться
в жизнь какое-то совсем
новое начало, которое, наверное, должно было испортить всю кашу.
Появлялись
новые партии рабочих, которые, как цвет папоротника, где-то таинственно нарастали, чтобы немедленно же исчезнуть
в пучине водоворота. Наконец привели и предводителя, который один
в целом городе считал себя свободным от работ, и стали толкать его
в реку. Однако предводитель пошел не сразу, но протестовал и сослался на какие-то права.
Но тут встретилось
новое затруднение: груды мусора убывали
в виду всех, так что скоро нечего было валить
в реку. Принялись за последнюю груду, на которую Угрюм-Бурчеев надеялся, как на каменную гору. Река задумалась, забуровила дно, но через мгновение потекла веселее прежнего.
Едва успев продрать глаза, Угрюм-Бурчеев тотчас же поспешил полюбоваться на произведение своего гения, но, приблизившись к реке, встал как вкопанный. Произошел
новый бред. Луга обнажились; остатки монументальной плотины
в беспорядке уплывали вниз по течению, а река журчала и двигалась
в своих берегах, точь-в-точь как за день тому назад.
Строился
новый город на
новом месте, но одновременно с ним выползало на свет что-то иное, чему еще не было
в то время придумано названия и что лишь
в позднейшее время сделалось известным под довольно определенным названием"дурных страстей"и"неблагонадежных элементов". Неправильно было бы, впрочем, полагать, что это"иное"появилось тогда
в первый раз; нет, оно уже имело свою историю…
Несмотря на свою расплывчивость, учение Козыря приобрело, однако ж, столько прозелитов [Прозели́т (греч.) — заново уверовавший,
новый последователь.]
в Глупове, что градоначальник Бородавкин счел нелишним обеспокоиться этим. Сначала он вытребовал к себе книгу «О водворении на земле добродетели» и освидетельствовал ее; потом вытребовал и самого автора для освидетельствования.
Бессонная ходьба по прямой линии до того сокрушила его железные нервы, что, когда затих
в воздухе последний удар топора, он едва успел крикнуть:"Шабаш!" — как тут же повалился на землю и захрапел, не сделав даже распоряжения о назначении
новых шпионов.