— Мы с тобой насладились, Анета…
Выпили чашу до дна и теперь, по выражению Пушкина, должны разбить кубок! — сказал Дилекторский. — Ты не раскаиваешься, о моя дорогая?..
Ответ его был несколько придурковат, но так как он, видимо, был счастлив, выказав нечто похожее на остроумие, то я не возражал дальше. Счастье так счастье! — пусть
выпивает чашу ликования до дна!
Окоемов. Благодарю! Господа! Я пригласил вас… я хотел весело провести время с друзьями, но случай натолкнул нас на эту печальную сцену; я не думаю, чтобы дальнейшее присутствие в этом бесславном доме было для вас приятно. Я и сам бы бежал из дому, но я, к несчастию, одно из действующих лиц этой семейной драмы; я должен буду выслушивать разные объяснения, я обязан
выпить чашу до дна. Господа! оставьте меня наедине с моим позором.
Неточные совпадения
Весело
было пить из плоской
чаши теплое красное вино с водой, и стало еще веселее, когда священник, откинув ризу и взяв их обе руки в свою, повел их при порывах баса, выводившего «Исаие ликуй», вокруг аналоя.
Перечитываю последнюю страницу: смешно! Я думал умереть; это
было невозможно: я еще не осушил
чаши страданий и теперь чувствую, что мне еще долго жить.
«Нет, я не так, — говорил Чичиков, очутившись опять посреди открытых полей и пространств, — нет, я не так распоряжусь. Как только, даст Бог, все покончу благополучно и сделаюсь действительно состоятельным, зажиточным человеком, я поступлю тогда совсем иначе:
будет у меня и повар, и дом, как полная
чаша, но
будет и хозяйственная часть в порядке. Концы сведутся с концами, да понемножку всякий год
будет откладываться сумма и для потомства, если только Бог пошлет жене плодородье…» — Эй ты — дурачина!
И я, в закон себе вменяя // Страстей единый произвол, // С толпою чувства разделяя, // Я музу резвую привел // На шум пиров и буйных споров, // Грозы полуночных дозоров; // И к ним в безумные пиры // Она несла свои дары // И как вакханочка резвилась, // За
чашей пела для гостей, // И молодежь минувших дней // За нею буйно волочилась, // А я гордился меж друзей // Подругой ветреной моей.
Что почувствовал старый Тарас, когда увидел своего Остапа? Что
было тогда в его сердце? Он глядел на него из толпы и не проронил ни одного движения его. Они приблизились уже к лобному месту. Остап остановился. Ему первому приходилось
выпить эту тяжелую
чашу. Он глянул на своих, поднял руку вверх и произнес громко: