Неточные совпадения
— Послушай, однако ж, Иван! как
же мужики-то? у них ведь надел… обеспечение, братец, ведь
это! Неужто ж и они стеку не могут сыскать?
«Кабы не мы, немцу протопиться бы нечем» —
эта фраза пользуется у нас почти такою
же популярностью, как и та, которая удостоверяет, что без нашего хлеба немцу пришлось бы с голоду подохнуть.
Я очень хорошо понимаю, что среди
этих отлично возделанных полей речь идет совсем не о распределении богатств, а исключительно о накоплении их; что
эти поля, луга и выбеленные жилища принадлежат таким
же толстосумам-буржуа, каким в городах принадлежат дома и лавки, и что за каждым из
этих толстосумов стоят десятки кнехтов 19, в пользу которых выпадает очень ограниченная часть
этого красивого довольства.
Вот какие результаты произвел факт, который в принципе должен был пролить мир и благоволение в сердцах получателей. Судите по
этим образчикам, насколько наивны должны быть люди, которые мечтают, что есть какая-нибудь возможность удовлетворить человека, который урывает кусок пирога и тут
же выдает головой и самого себя, и своих ублаготворителей?
Мне скажут, может быть, что и в провинции уже успело образоваться довольно компактное сословие «кровопивцев», которые не имеют причин причислять себя к лику недовольных; но ведь
это именно те самые люди, о которых уже говорено выше и которые, в одно и то
же время и пирог зубами рвут, и глумятся над рукою, им благодеющею.
Нет, даже Колупаев с Разуваевым — и те недовольны. Они, конечно, понимают, что «жить ноне очень способно», но в то
же время не могут не тревожиться, что есть тут что-то «необнакавенное», чудное, что, идя по
этой покатости, можно, того гляди, и голову свернуть. И оба начинают просить «констинтунциев»… Нам чтоб «констинтунциев» дали, а толоконников чтоб к нам под начал определили 26, да чтоб за печатью: и ныне и присно и во веки веков.
Бывают даже такие личности, которые, покуда одеты в партикулярное платье, перелагают Давидовы псалмы 29, а как только наденут вицмундир, так тотчас
же начинают читать в сердцах посторонних людей, хотя бы последние совсем их об
этом не просили.
Ежели я в
этом успею, то у меня будет избыточествовать и произбыточествовать; если
же не успею, то у меня отнимется и последнее.
— Если
же мы станем фордыбачить, да не захотим по расписанию жить, то нас за
это — в кутузку!
— Не прогневаться! — цыркнул было Дыба, но опять спохватился и продолжал: — Позвольте, однако ж! если бы мы одни на всем земном шаре жили, конечно, тогда все равно… Но ведь нам и без того в Европу стыдно нос показать… надо
же принять
это в расчет… Неловко.
— Послушайте, однако ж! — сказал Удав, — а как
же вы насчет
этих расхищений полагаете? Ужели
же и
это можно… простить?
Мальчик без штанов. Говорю тебе, надоело и нам. С души прет, когда-нибудь перестать надо. Только как с
этим быть? Коли ему сдачи дать, так тебя
же засудят, а ему, ругателю, ничего. Вот один парень у нас и выдумал: в вечерни его отпороли, а он в ночь — удавился!
Ну, надоело — что
же из
этого?
Есть
же какая-нибудь
этому причина!
Мальчик в штанах. «Сказывал»! Но ведь и я вам говорил, что вы тому
же черту задаром душу отдали… кажется, что и
эта афера не особенно лестная…
Ведь не делают
же этого под Висбаденом, под Вюрцбургом или под Фонтенбло.
Если
же это нежелательно, то пускай деревня освежится приливом новых, разумных сил, и пускай
эти силы не встречаются с первых
же шагов с выворачиванием рук и сажанием в"холодную".
Неужто
же это не полезно?
Разумеется,
это было с моей стороны только беллетристическое предположение, которое тотчас
же и рассеялось, потому что юноша говорил на чистейшем немецком диалекте и, очевидно, принадлежал к коренной немецкой семье, которая с нами
же и обедала.
Ту
же щемящую скуку, то
же отсутствие непоказной жизни вы встречаете и на улицах Берлина. Я согласен, что в Берлине никому не придет в голову, что его"занапрасно"сведут в участок или обругают, но, по мнению моему,
это придает уличной озабоченности еще более удручающий характер. Кажется, что весь
этот люд высыпал на улицу затем, чтоб купить на грош колбасы; купил, и бежит поскорей домой, как бы знакомые не увидели и не выпросили.
14 вдобавок
эти делишки, вместе с делишками других столь
же простых людей, не бесполезны и для страны, в которой я живу.
Нет, право, самое мудрое дело было бы, если б держали героев взаперти, потому что
это развязало бы простым людям руки и в то
же время дало бы возможность стране пользоваться плодами
этих рук.
И что
же! выискался профессор, который не только не проглотил
этого слова, не только не подавился им в виду десятков юношей, внимавших ему, не только не выразился хоть так, что как, дескать, ни печально такое орудие, но при известных формах общежития представляется затруднительным обойти его, а прямо и внятно повествовал, что кнут есть одна из форм, в которых высшая идея правды и справедливости находит себе наиболее приличное осуществление.
Курзал прибодряется и расцвечивается флагами и фонарями самых причудливых форм и сочетаний; лужайки около него украшаются вычурными цветниками, с изображением официальных гербов; армия лакеев стоит, притаив дыхание, готовая по первому знаку ринуться вперед; в кургаузе, около источников, появляются дородные вассерфрау 12; всякий частный дом превращается в Privat-Hotel, напоминающий невзрачную провинциальную русскую гостиницу (к счастию, лишенную клопов), с дерюгой вместо постельного белья и с какими-то нелепыми подушками, которые расползаются при первом прикосновении головы; владельцы
этих домов, зимой ютившиеся в конурах ради экономии в топливе, теперь переходят в еще более тесные конуры ради прибытка; соседние деревни, не покладывая рук, доят коров, коз, ослиц и щупают кур; на всяком перекрестке стоят динстманы, пактрегеры 13 и прочий подневольный люд, пришедший с специальною целью за грош продать душу; и тут
же рядом ржут лошади, ревут ослы и без оглядки бежит жид, сам еще не сознавая зачем, но чуя, что из каждого кармана пахнет талером или банковым билетом.
Это платье, по-видимому, уж совсем хорошо, но вот тут… нужно, чтоб было двеноги, а где они, «две ноги»?"За что
же, однако, меня в институте учитель прозвал tete de linotte! [ветреницей] совсем уж я не такая…"И опять бонапартист перед глазами, но уж не тот, не прежний.
Правда, что в"своем месте"вы каждый день гуляете по одному и тому
же саду, любуетесь одними и теми
же полями, и вам
это не надоедает.
Что
же касается до того, какие представления"в случае чего"надлежит иметь относительно
этой статуи-правды, то роль путеводителей в
этом разе предоставляется перехватам, бантам, цветам и другим архитектурным украшениям.
Ах, и сквернословили
же мы в
это веселое время!
Каким образом
это сходит им с рук? в силу чего?"Но что еще замысловатее: если люди без шкур ухитряются жить, то какую
же степень живучести предъявят они, если случайно опять обрастут?
Должно
же, однако, чем-нибудь разрешиться
это недоумение. В сущности, впрочем, оно и разрешается, но только разрешение-то выходит бесплодное. А именно: разрешается всеобщим недомогательством и какою-то бесформенною, лишенною характерных признаков, тоскою.
Ужели
же можно представить себе, что вы, партикулярный тоскующий человек, победили
этих сквернословящих мудрецов, устами которых говорит сама жизнь?
И что
же! все
это пропускаешь мимо глаз и ушей, ко всему прислушиваешься и присматриваешься вяло, почти безучастно…
Хотя у нас на
это счет довольно простые приметы: коли кусается человек — значит, во власти находится, коли не кусается — значит, наплевать, и хотя я доподлинно знал, что в
эту минуту графу Пустомыслову 9 даже нечем кусить; но кто
же может поручиться, совсем ли погасла
эта сопка или
же в ней осталось еще настолько горючего матерьяла, чтоб и опять, при случае, разыграть роль Везувия?
Правда, что все
эти"понеже"и"поелику", которыми так богаты наши бюрократические предания, такими
же чиновниками изобретены и прописаны, как и те, которые ныне ограничиваются фельдъегерским окриком: пошел! — но не нужно забывать, что первые изобретатели"понеже"были люди свежие, не замученные, которым в охотку было изобретать.
Что
же касается до власти, то и в
этом отношении я согласен с Удавом: не слабость она почерпала в пререканиях, а силу.
А сколько он народу погубил, покуда его теория оказалась несостоятельною? И кто
же поручится, что он не воспрянет и опять? что у него уж не созрела в голове теория кукиша с маслом, и что он, с свойственною ему ретивостью, не поспешит положить и
эту новинку на алтарь отечества при первом кличе: шествуйте, сыны!
По-настоящему мне следовало бы, сейчас
же после свидания с графом ТвэрдоонтС, уехать из Интерлакена; но меня словно колдовство пришпилило к
этому месту.
Признаюсь откровенно:
этого даже и я, литератор, не понял. Положим, что административные скорпионы были бессильны и что литература находила возможность ускользать от них… Но в чем
же тут неудобство? и для чего, вместо мнимых скорпионов, понадобились скорпионы подлинные?..
Ежели
эти мечтания осуществятся, да еще ежели денежными штрафами не слишком донимать будут (подумайте! где
же бедному литератору денег достать, да и на что?.. на штрафы), то будет совсем хорошо.
Я помню,
эта триада так ясно сложилась в моей голове, что, встретив в тот
же вечер под орешниками графа ТвэрдоонтС, я не выдержал и сообщил ему мой проект.
— Но довольно об
этом! — сказал граф взволнованным голосом, — возвратимся к началу нашей беседы. Вы, кажется, удивлялись, что наше бюрократическое творчество оскудевает… то есть в каком
же это смысле? в смысле распоряжений или в другом каком?
— Гм… да; но как
же, по-вашему мнению, помочь
этому?
— В том-то и дело, что
это не совсем так. Чтоб сделаться денежным знаком, рубль должен еще заслужить. Если он заслужил — его называют монетною единицей, если
же не заслужил — желтенькою бумажкой.
— Я рассчитываю на вас, Подхалимов! Надо
же, наконец! надо, чтоб знали! Человек жил, наполнил вселенную громом — и вдруг… нигде его нет! Вы понимаете… нигде! Утонул и даже круга на воде… пузырей по себе не оставил! Вот это-то именно я и желал бы, чтоб вы изобразили! Пузырей не оставил… поймите
это!
Вот, думается, если б
эти капралы с такою
же неуклонностью поступали в 1870 году с Пруссией, — может быть…
А в запасе еще музеи, галереи, сады, окрестности, которые тоже необходимо осмотреть, потому что, кроме того, что все
это в высшей степени изящно, интересно и весело, но в то
же время и общедоступно, то есть не обусловливается ни протекцией, ни изнурительным доставанием билетов через знакомых чиновников, их родственниц, содержанок и проч.
Это именно та чуткая, нервная публика, которая удесятеряет силы актера и без которой было бы немыслимо для актера каждодневное повторение, двести раз сряду, одной и той
же роли, как
это сплошь бывает на парижских театрах.
Как малый не промах, я сейчас
же рассчитал, как
это будет отлично, если я поговорю с Лабуло по душе. Уж и теперь в нем заблуждений только чуть-чуть осталось, а ежели хорошенько пугнуть его, призвав на помощь sagesse des nations, так и совсем, пожалуй, на путь истинный удастся обратить. Сначала его, а потом и до Гамбетты доберемся 30 — эка важность! А Мак-Магон и без того готов…
Когда
же я, испугавшись, сказал ему: — Зачем вы
это делаете, господин сенатор?
— Совершенно два различных понятия, любезный господин де ЛабулИ. Значение слова"каторга"я сейчас имел честь объяснять вам; что
же касается до слова"припеваючи" —
это то самое, об чем вы, французы, в романсах поете: aimons, dansons et… chantons! [давайте любить, танцевать и… петь!]