Неточные совпадения
Вот под Москвой,
так точно что
нет лесов, и та цена, которую здесь, в виду Куришгафа, платят за дрова (до 28 марок за клафтер, около l 1/2 саж. нашего швырка), была бы для Москвы истинной благодатью, а для берегов Лопани, пожалуй, даже баснословием.
Надо сказать правду, в России в наше время очень редко можно встретить довольного человека (конечно, я разумею исключительно культурный класс,
так как некультурным людям
нет времени быть недовольными).
— Получил, между прочим, и я; да, кажется, только грех один. Помилуйте! плешь какую-то отвалили! Ни реки, ни лесу — ничего! «Чернозём», говорят. Да черта ли мне в вашем «чернозёме», коли цена ему — грош! А коллеге моему Ивану Семенычу — оба ведь под одной державой, кажется, служим — тому
такое же количество леса, на подбор дерево к дереву, отвели! да при реке, да в семи верстах от пристани!
Нет, батенька, не доросли мы! Ой-ой, как еще не доросли! Оттого у нас подобные дела и могут проходить даром!
— Ха-ха! ведь и меня наделили! Как же! заполучил-таки тысячки две чернозёмцу! Вот
так потеха была! Хотите? — говорят. Ну, как, мол, не хотеть: с моим, говорю, удовольствием! А! какова потеха! Да, батенька, только у нас
такие дела могут даром проходить!Да-с, только у нас-с. Общественного мнения
нет, печать безмолвствует — валяй по всем по трем! Ха-ха!
— Но чем же вы объясните, — встрепенулся Дыба, — отчего здесь на песке
такой отличный хлеб растет, а у нас и на черноземе — то дожжичка
нет, то чересчур его много? И молебны, кажется, служат, а все хлебушка
нет?
Мальчик без штанов. Верно говорю, я даже пример сейчас приведу. Слыхал я, правда ли,
нет ли, что ты
такую сигнацию выдумал, что куда хошь ее неси — сейчас тебе за нее настоящие деньги дадут…
так, что ли?
Поэтому
нет ничего мудреного, что, возвратясь из дневной экскурсии по окрестностям, он говорит самому себе: вот я и по деревням шлялся, и с мужичками разговаривал, и пиво в кабачке с ними пил — и ничего, сошло-таки с рук! а попробуй-ка я
таким образом у нас в деревне, без предписания начальства, явиться — сейчас руки к лопаткам и марш к становому… ах, подлость какая!
Ни гула, напоминающего пчелиный улей (
такой гул слышится иногда в курортах и всегда — в Париже), ни этой живой связи между улицей и окаймляющими ее домами, которая заставляет считать первую как бы продолжением последних, — ничего подобного
нет.
Но чем больше живешь и вглядываешься, тем больше убеждаешься, что, несмотря на всякие ненормальности, никаких «историй»
нет, что все кругом испокон веков намуштровано и теперь само собой
так укладывается, чтоб никто никому не мешал.
У нас (в Москве, например) при
таких обстоятельствах, по малой мере, потребителю фалды бы оборвали, и последствием этого было бы путешествие в кутузку, а здесь и кутузки
нет, и фалды целы.
Театры у нас плохие, митингов
нет, в трактирах порция бифштекса стоит рубль серебром,
так, по моему мнению, лучше по недоразумениювечер в кутузке провести, нежели в Александринке глазами хлопать.
Зато им решительно не только
нет времени об чем-либо думать, но некогда и отдохнуть,
так как все эти лечения нужно проделать в разных местах города, которые хотя и не весьма удалены друг от друга, но все-таки достаточно, чтоб больной человек почувствовал.
— И мыслей нынче
нет — это его превосходительство верно заметил:
нет нынче мыслей-с! — все больше и больше горячился Удав. — В наше время настоящиемысли бывали,
такие мысли, которые и обстановку имели, и излагаемы быть могли. А нынче — экспромты пошли-с. Ни обстановки, ни изложения — одна середка. Откуда что взялось? держи! лови!
Что было дальше — я не помню. Кажется, я хотел еще что-то спросить, но, к счастию, не спросил, а оглянулся кругом. Вижу: с одной стороны высится Мальберг, с другой — Бедерлей, а я… стою в дыре и рассуждаю с бесшабашными советниками об «увенчании здания», о том, что людей
нет, мыслей
нет, а есть только устав о кантонистах, да и тот еще надо в архиве отыскивать… И
так мне вдруг сделалось совестно,
так совестно, что я круто оборвал разговор, воскликнув...
Выходит из рядов Тяпкин-Ляпкин и отдувается. Разумеется, ищут, где у него шкура, и не находят. На
нет и суда
нет — ступай с глаз долой… бунтовщик! Тяпкин-Ляпкин смотрит веселее: слава богу, отделался! Мы тоже наматываем себе на ус: значит,"проникать","рассматривать","обсуждать"не велено. А все-таки каким же образом дани платить? — вот, брат,
так штука!
Подхалимов. Значит, только напрасно изволили беспокоиться… А впрочем, я полагаю, что и особенно тревожиться тем, что вырвано больше добрых колосьев, чем плевел,
нет причин. Ведь все равно, если б добрые колосья и созрели — все-таки ваше сиятельство в той или другой форме скушали бы их!
Совсем уж у нас не
такая форма правления, как внутренние враги пишут!
нет! у нас чуть немного…
Таким образом, и сердце у него играет, и для кармана обременения
нет.
— О
нет, я достаточно сыт! Это я не от жадности
так поступаю, а чтоб соблюсти принцип. Ибо
таким только образом достигается"накопление богатств".
— Вы не отвечаете? очень рад! Будемте продолжать. Я рассуждаю
так: Мак-Магон — бесспорно добрый человек, но ведь он не ангел! Каждый божий день, чуть не каждый час, во всех газетах ему дают косвенным образом понять, что он дурак!!! — разве это естественно?
Нет, как хотите, а когда-нибудь он рассердится, и тогда…
Но
такой ораторской силы в настоящее время в палате
нет, да ежели бы она и была, то вряд ли бы ей удалось прошибить толстомясых буржуа, которых нагнал в палату со всех концов Франции пресловутый scrutin d'arrondissements, [принцип выборов по округам] выдвинувший вперед исключительно местный элемент.
Так вот
нет же, скорее миллион щеток для очищения улиц от грязи заведут, а уж Гамбетте не дадут рта разинуть — шалишь!
Разве можно сказать про
такую жизнь, что это жизнь? разве можно сравнить
такое существование с французским, хотя и последнее мало-помалу начинает приобретать меняльный характер? Француз все-таки хоть над Гамбеттой посмеяться может, назвать его le gros Leon, [толстяк Леон] а у нас и Гамбетты-то
нет. А над прочими, право, и смеяться даже не хочется, потому что… Ну, да уж Христос с вами! плодитеся, множитеся и населяйте землю!
И
так, до трех раз в день, не говоря об чаях и сбитнях, от которых сытости
нет, но пот все-таки прошибает.
Нет, тысячу раз был прав граф ТвэрдоонтС (см. предыдущую главу), утверждая, что покуда он не ворошил вопроса о неизобилии, до тех пор, хотя и не было прямого изобилия, но было"приспособление"к изобилию. А как только он тронул этот вопрос,
так тотчас же отовсюду и наползло неизобилие. Точно то же самое повторяется и в деле телесных озлоблений. Только чуть-чуть поворошите эту материю, а потом уж и не расстанетесь с ней.
Во-первых, интимная жизнь рабочего люда в Париже, как и везде, сосредоточивается в
таких захолустьях, куда иностранцу
нет ни желания, ни даже возможности проникнуть.
В этой области каждый день приносит новую обнаженность, и ежели, например, сегодня
нет ничего неясного под мышками, то завтра, наверное,
такая же ясность постигнет какую-нибудь другую разжигающую часть женского бюста.
Западный человек сознаёт за собой и личное и общественное дело,
так что у него совсем
нет времени для собеседовательного празднословия.
—
Так вы русский? да вы слышали ли, у нас-то что делается?
нет, вы послушайте…
Во-первых, потому, что я посещал Париж весною и осенью, когда туда наезжает непроглядная масса русских, и, во-вторых, потому, что я всегда устроивался наидешевейшим способом: или в maison meublИe, [меблированный дом] или в
таком отельчике, против которого у Бедекера звездочки
нет.
— Ну, что уж!
Нет, вы только представьте себе… в Пинегу! Есть
такой город? а?
Когда воображение потухло и мысль заскербла, когда новое не искушает и
нет мерила для сравнений — какие же могут быть препятствия, чтоб чувствовать себя везде, где угодно, матерым Краснохолмским обывателем. Одного только недостает (этого и за деньги не добудешь): становой квартиры из окна не видать —
так это, по нынешнему времени, даже лучше. До этого-то и краснохолмцы уж додумались, что становые только свет застят.
Однако, с божьею помощью, в короткое время
так наметался, что все равно, что читал, что
нет.
И ведь отлично он знал, что за это у нас не похвалят. С пеленок заставляли его лепетать:"сила солому ломит" — раз;"плетью обуха не перешибешь" — два;"уши выше лба не растут" — три; и все-таки полез! И географии-то когда учили, то приговаривали: Кола, Пинега, Мезень; Мезень, Мезень, Мезень!.. Нет-таки, позабыл и это! А теперь удивляется… чему?
В среде, где
нет ни подлинного дела, ни подлинной уверенности в завтрашнем дне, пустяки играют громадную роль. 1 Это единственный ресурс, к которому прибегает человек, чтоб не задохнуться окончательно, и в то же время это легчайшая форма жизни,
так как все проявления ее заключаются в непрерывном маятном движении от одного предмета к другому, без плана, без очереди, по мере того как они сами собой выплывают из бездны случайностей!
Нет, уж лучше я завтра… — смущенно ответил я сам себе и в ту же минуту поспешил с
таким расчетом юркнуть, чтоб и ушей моих не было видно.
Вопрос третий: можно ли жить
такою жизнью, при которой полагается есть пирог с грибами исключительно затем, чтоб держать язык за зубами? Сорок лет тому назад я опять-таки наверное ответил бы:
нет,
так жить нельзя. А теперь? — теперь:
нет, уж я лучше завтра…
Нет, mon cher monsieur,
так нельзя!
— Да вот как-с. Теперь я, например, Монмартрским бульваром совсем овладел,
так верьте или не верьте, а даже сию минуту могу сказать, в какой будке есть гость и в какой —
нет!
Ибо ежели и не его лично бьют,
так нельзя же ведь сказать: тебя не бьют, а до прочих тебе
нет дела! Это будет рассуждение каплунье, а не человеческое!
Нужды
нет, что он прямо из-под Наровчата выскочил, все-таки слушай его и удивляйся мудрости его соображений.
Право, мне до сих пор совсем искренно казалось, что я никогда никаких других слов, кроме трезвенных, не говорил, а вот отыскался же мудрец, который в глаза мне говорит:
нет, совсем не того от тебя нужно. Но что-нибудь одно: или я был постоянно пьян, и в
таком случае от пьяного человека нечего и ждать трезвенного слова; или я был трезв, а те, которые слушали меня, были пьяны. А может быть, они и теперь пьяны.
Удав и Дыба охотно склонялись на сторону"подтягиванья", но, отстаивая это мировоззрение, они отчасти обставляли его теоретическими соображениями, отчасти ссылались на обстоятельства и вообще как бы слегка стыдились. Грустно, мол, но делать нечего. Проезжий Марат хотя тоже до краев преисполнен"подтягиванья", но уже у него
нет ни обстановок, ни ссылок, ни стыда,
так что"подтягиванье"является совершенно самостоятельною бессмыслицей, не имеющей ни причин, ни предмета.
Нет, надобно это дело
так устроить, чтоб на каждый двугривенный — контракт.