Неточные совпадения
Я не
скажу, чтоб сравнения, которые при этом сами
собой возникали, были обидны для моего самолюбия (у меня на этот случай есть в запасе прекрасная поговорка: моя изба с краю), но не могу скрыть, что чувствовалась какая-то непобедимая неловкость.
Мне
скажут, может быть, что и в провинции уже успело образоваться довольно компактное сословие «кровопивцев», которые не имеют причин причислять
себя к лику недовольных; но ведь это именно те самые люди, о которых уже говорено выше и которые, в одно и то же время и пирог зубами рвут, и глумятся над рукою, им благодеющею.
Как я уже
сказал выше, мне пришлось поместиться в одном спальном отделении с бесшабашными советниками. Натурально, мы некоторое время дичились друг друга. Старики вполголоса переговаривались между
собой и, тихо воркуя, сквернословили. Оба были недовольны, оба ссылались на графа Михаила Николаевича и на графа Алексея Андреича, оба сетовали не то на произвол власти, не то на умаление ее — не поймешь, на что именно. Но что меня всего больше огорчило — оба искали спасения… в конституции!!
Мальчик в штанах (с участием).Не говорите этого, друг мой! Иногда мы и очень хорошо понимаем, что с нами поступают низко и бесчеловечно, но бываем вынуждены безмолвно склонять голову под ударами судьбы. Наш школьный учитель говорит, что это — наследие прошлого. По моему мнению, тут один выход: чтоб начальники сами сделались настолько развитыми, чтоб устыдиться и
сказать друг другу: отныне пусть постигнет кара закона того из нас, кто опозорит
себя употреблением скверных слов! И тогда, конечно, будет лучше.
Во-первых, современный берлинец чересчур взбаламучен рассказами о парижских веселостях, чтоб не попытаться завести и у
себя что-нибудь a l'instar de Paris. [по примеру Парижа] Во-вторых, ежели он не будет веселиться, то не
скажет ли об нем Европа: вот он прошел с мечом и огнем половину цивилизованного мира, а остался все тем же скорбным главою берлинцем.
Я не хочу, конечно,
сказать этим, чтоб университеты, музеи и тому подобные образовательные учреждения играли ничтожную роль в политической и общественной жизни страны, — напротив! но для того, чтоб влияние этих учреждений оказалось действительно плодотворным, необходимо, чтоб между ними и обществом существовала живая связь, чтоб университеты, например, были светочами и вестниками жизни, а не комментаторами официально признанных формул, которые и сами по
себе настолько крепки, что, право, не нуждаются в подтверждении и провозглашении с высоты профессорских кафедр.
Само
собой разумеется, что каждый здравомыслящий берлинец по поводу сейчас изложенного может
сказать мне: если тебе у нас нехорошо, то ступай домой и там наслаждайся!
Она дает тон курорту; на ней одной можно воочию убедиться, до какого совершенства может быть доведена выкормка женщины, поставившей
себе целью останавливать на своих атурах вожделеющие взоры мужчин, и в какой мере платье должно служить, так
сказать, осуществлением этой выкормки.
[Россия… русский народ] xa-xa!""les boyards russes… [русские бояре] xa-xa!"«Да вы знаете ли, что наш рубль полтинник стоит… ха-ха!» «Да вы знаете ли, что у нас целую губернию на днях чиновники растащили… ха-ха!» «Где это видано… ха-ха!» Словом
сказать, сыны России не только не сдерживали
себя, но шли друг другу на перебой, как бы опасаясь, чтоб кто-нибудь не успел напаскудить прежде.
Поэтому ежели я позволил
себе сказать бесшабашным мудрецам, что они говорят"глупости", то поступил в этом случае, как западный человек, в надежде, что Мальберг и Бедерлей возьмут меня под свою защиту.
Незаметно для
себя самого я стал прорицать, и, надо
сказать правду, нехорошо прорицал.
— Ваше сиятельство! позвольте один нескромный вопрос, —
сказал я, — когда человек сознаёт
себя, так
сказать, вместилищем государственности… какого рода чувство испытывает он?
— Вы, русские, счастливы (здраво!), —
сказал он мне, — вы чувствуете у
себя под ногами нечто прочное (и это здраво!), и это прочное на вашем живописном языке (опять-таки здраво!) вы называете"каторгой"(и неожиданно, и совершенно превратно!..).
— Итак, продолжаю. Очень часто мы, русские, позволяем
себе говорить… ну, самые, так
сказать, непозволительные вещи! Такие вещи, что ни в каком благоустроенном государстве стерпеть невозможно. Ну, разумеется, подлавливают нас, подстерегают — и никак ни изловить, ни подстеречь не могут! А отчего? — оттого, господин сенатор, что нужда заставила нас калачи есть!
Разумеется, до моего мнения никому во Франции нет дела; но ежели бы, паче чаяния, меня спросили, то я
сказал бы следующее. С одной стороны, простота заключает в
себе очень серьезную угрозу, но, с другой стороны, она же может представлять и известные гарантии. А за всем тем не представлялось бы для казны ущерба, если б и совсем ее не было.
Самые наслаждения в глазах сытого человека приобретают ценность лишь в том случае, когда они достигаются легко, приплывают к нему, так
сказать, сами
собой.
И ежели я сейчас
сказал, что отечество производит одних из нас в тайные советники, а другим обещает в перспективе звание коммерции советников, то
сказал это в переносном смысле, имея в виду, что отечество все эти операции производит не само
собой (что было бы превышением власти), но при посредстве естественного своего органа, то есть начальства.
Приливы предупредительно-пресекательного энтузиазма, во время которых сердце человеческое, так
сказать, само
собой летит навстречу околоточному, до такой степени вошли в наши нравы, что сделались одною из самых обыкновенных обрядностей нашего существования.
Две жизни шли рядом: одна, так
сказать, pro domo, [для
себя] другая — страха ради иудейска, то есть в форме оправдательного документа перед начальством.
— У нас таких животных совсем не бывает, —
сказала она, — но русские, действительно, довольно часто жалуются, что их посещают видения в этом роде… И знаете ли, что я заметила? — что это случается с ними преимущественно тогда, когда друзья, в кругу которых они проводили время, покидают их, и вследствие этого они временно остаются предоставленными самим
себе.
Словом
сказать, Капотт до того преуспел, что когда, по истечении двадцати пяти лет, маркиз де Сангло объявил ему, что он произведен в генералы, то, несмотря на свое французское легкомыслие, он хлопнул
себя по ляжке и прослезился.
— А как любит русских, если б вы знали! — рассказывал мне сосед по креслу, — представьте
себе, прихожу я на днях к ней. — Так и так, говорю, позвольте поблагодарить за наслаждение… В Петербурге, говорю, изволили в семьдесят четвертом году побывать… — Так вы, говорит, русский?
Скажите, говорит, русским, что они — душки! Все, все русские — душки! а немцы — фи! И еще
скажите русским, что они (сосед наклонился к моему уху и шепнул что-то, чего я, признаюсь, не разобрал)… Это, говорит, меня один кирасир научил!
— И, надо
сказать правду, здешнее население пользуется этим удобством с полным сознанием своего права на него. Представьте
себе, невступно час мы здесь сидим, а уж сто сорок три человека насчитали. Семен Иваныч! смотрите-ка, смотрите-ка! Сто сорок четвертый! сто сорок пятый!
Полезность Псоя Стахича Замухрышкина 1 рекомендовалась к непременному признанию, но никто не позволял
себе сказать, что Пушкин — разбойник, а Псой Стахич — идеал человеков.
— А пора бы, наконец, и трезвенное слово
сказать, 4 — продолжал он, все пристальнее и пристальнее вглядываясь в меня, как будто поставив
себе задачею запечатлеть в своей памяти не только слова мои, но и выражение лица.
Он опять остановился, но на этот раз уже не для того, чтоб выждать от меня ответа, а для того, чтобы дать, так
сказать, вылежаться фигуре вопрошения, которую он так искусно пустил в ход. Он даже губы сложил сердечком, словно сам
себе подсвистать хотел.
— Еще бы! —
сказал я с увлечением. — Марат! что такое Марат?! там, у
себя, он был Марат, а у нас, вероятно, был бы коллежским асессором!