Неточные совпадения
Вы увидите бедное дрожащее существо,
до того угнетенное тоской по родине,
что даже предлагаемое в изобилии молоко не утешает его.
И заметьте,
что, как все народные пословицы, она имеет в виду не празднолюбца, а человека,
до истощения сил тянувшего выпавшее на его долю жизненное тягло.
Пусть дойдет
до них мой голос и скажет им,
что даже здесь, в виду башни, в которой, по преданию, Карл Великий замуровал свою дочь (здесь все башни таковы,
что в каждой кто-нибудь кого-нибудь замучил или убил, а у нас башен нет), ни на минуту не покидало меня представление о саранче, опустошившей благословенные чембарские пажити.
И пусть засвидетельствует этот голос,
что, покуда человек не развяжется с представлением о саранче и других расхитителях народного достояния,
до тех пор никакие Kraenchen и Kesselbrunnen 5 «аридовых веков» ему не дадут.
В заключение настоящего введения, еще одно слово. Выражение «бонапартисты», с которым читателю не раз придется встретиться в предлежащих эскизах, отнюдь не следует понимать буквально. Под «бонапартистом» я разумею вообще всякого, кто смешивает выражение «отечество» с выражением «ваше превосходительство» и даже отдает предпочтение последнему перед первым. Таких людей во всех странах множество, а у нас
до того довольно,
что хоть лопатами огребай.
Живя в Петербурге, я знал об этих старцах по слухам; но эти слухи имели такой определенный характер,
что, признаюсь,
до самого Эйдткунена 8 я с величайшим беспокойством взирал на них.
Что же касается
до государственных старцев, то я просто их не узнал.
Почему на берегах Вороны говорили одно, а на берегах Прегеля другое — это я решить не берусь, но положительно утверждаю,
что никогда в чембарских палестинах я не видал таких «буйных» хлебов, какие мне удалось видеть нынешним летом между Вержболовом и Кенигсбергом, и в особенности дальше, к Эльбингу. Это было
до такой степени неожиданно (мы все заранее зарядились мыслью,
что у немца хоть шаром покати и
что без нашего хлеба немец подохнет),
что некто из ехавших рискнул даже заметить...
Вот под Москвой, так точно
что нет лесов, и та цена, которую здесь, в виду Куришгафа, платят за дрова (
до 28 марок за клафтер, около l 1/2 саж. нашего швырка), была бы для Москвы истинной благодатью, а для берегов Лопани, пожалуй, даже баснословием.
А кроме того, забывают еще и то,
что около каждого «обеспеченного наделом» 20 выскочил Колупаев, который высоко держит знамя кровопивства, и ежели назовет еще «обеспеченных» кнехтами, то уже довольно откровенно отзывается об мужике,
что «в ём только тогда и прок будет, коли ежели его с утра
до ночи на работе морить».
Ибо это вопрос человеческий, а здесь с давних пор повелось,
что человеку о всех,
до человека относящихся вопросах, и говорить, и рассуждать, и писать свойственно.
Такому обществу ничего другого не остается, как дать подписку,
что члены его все
до единого, от мала
до велика, во всякое время помирать согласны.
И вдобавок фрондерство
до того разношерстное,
что уловить оттенки его (а стало быть, и удовлетворить капризные требования этих оттенков) нет никакой возможности.
Что же касается
до провинций, то, по моему мнению, масса ропщущих и вопиющих должна быть в них еще компактнее, хотя причины, обусловливающие недовольство, имеют здесь совершенно иной характер.
Одним словом, повествовалось что-то
до такой степени необъятное и неслыханное,
что меня чуть не бросило в лихорадку.
Столь любезно-верная непреоборимость была
до того необыкновенна,
что Удав, по старой привычке, собрался было почитать у меня в сердце, но так как он умел читать только на пространстве от Восточного океана
до Вержболова, то, разумеется, под Эйдткуненом ничего прочесть не сумел.
— Ваши превосходительства! позвольте вам доложить! Я сам был много в этом отношении виноват и даже готов за вину свою пострадать, хотя, конечно, не
до бесчувствия… Долгое время я думал,
что любовь к отечеству выше даже любви к начальственным предписаниям; но с тех пор как прочитал брошюры г. Цитовича 33, то вполне убедился,
что это совсем не любовь к отечеству, а фанатизм, и, разумеется, поспешил исправиться от своих заблуждений.
— И по суду, и без суда — это как будет вашим превосходительствам угодно. Но
что касается
до меня, то я думаю,
что без суда, просто по расписанию, лучше.
Это
до такой степени меня заинтересовало,
что я поманил мальчика и вступил с ним в разговор.
— Вопрос ваш
до крайности удивляет меня, господин! — скромно ответил мальчик, — зачем я буду пачкаться в грязи или садиться в лужу, когда могу иметь для моих прогулок и игр сухие и удобные места? А главное, зачем я буду поступать таким образом, зная,
что это огорчит моих добрых родителей?
В эту мрачную эпоху головы немцев были
до того заколочены,
что они сделались не способными ни на какое дело.
Мальчик в штанах. Отец мой сказывал,
что он от своего дедушки слышал, будто в его время здешнее начальство ужасно скверно ругалось. И все тогдашние немцы
до того от этого загрубели,
что и между собой стали скверными словами ругаться. Но это было уж так давно,
что и старики теперь ничего подобного не запомнят.
Необходимость"ходить в струне", памятовать,
что"выше лба уши не растут"и
что с"суконным рылом"нельзя соваться в"калашный ряд", — это такая жестокая необходимость,
что только любовь к родине, доходящая
до ностальгии, может примириться с подобным бесчеловечием.
Мало того,
что она держит народ в невежестве и убивает в нем чувство самой простой справедливости к самому себе (
до этого, по-видимому, никому нет дела), — она чревата последствиями иного, еще более опасного, с точки зрения предупреждения и пресечения, свойства.
Эти люди настолько угорели под игом стяжания и
до того лишены дара провидения,
что никакие перспективы будущего не могут волновать их.
Но совершенно непонятно, почти страшно,
что поощрения в подобном смысле от времени
до времени раздаются и в литературе.
Конечно, «мальчик в штанах» был отчасти прав, говоря: «вам, русским, все надоело: и сквернословие, и Колупаев, и тумаки, да ведь
до этого никому дела нет?», но сдается мне,
что и «мальчик без штанов» не был далек от истины, настойчиво повторяя: надоело, надоело, надоело…
Я сидел с краю компании, а рядом со мною помещался неизвестный юноша,
до такой степени беловолосый,
что я заподозрел: непременно это должен быть «скиталец» из Котельнического уездного училища, который каким-то чудом попал в Германию.
Это было
до того неожиданно,
что я чуть не в ужасе воскликнул...
Русская лошадь знает кнут и потому боится его (иногда даже
до того уже знает,
что и бояться перестает: бей, несытая душа, коли любо!); немецкая лошадь почти совсем не знает кнута, но она знает"историю"кнута, и потому при первом щелканье бича бежит вперед, не выжидая более действительных понуждений.
Тут и замученный хождениями по мытарствам литератор, и ошалевший от апелляций и кассаций адвокат, и оглохший от директорского звонка чиновник, которые надеются хоть на два, на три месяца стряхнуть с себя массу замученности и одурения, в течение 9 — 10 месяцев составлявшую их обычный modus vivendi [образ жизни] (неблагодарные! они забывают,
что именно эта масса и напоминала им, от времени
до времени,
что в Езопе скрывается человек!).
На
что вы ни взглянете, к
чему ни прикоснетесь, — на всем легла целая повесть злоключений и отрад (ведь и у обделенных могут быть отрады!), и вы не оторветесь от этой повести, не дочитав ее
до конца, потому
что каждое ее слово, каждый штрих или терзает ваше сердце, или растворяет его блаженством…
Какое ей дело
до того,
что с вершины Schone Aussicht видны Siebengebirge и стальная полоса Рейна,
что там благоухает сосна, а Линденбах провонял кухонным чадом.
Да уж не слишком ли прямолинейно смотрел я на вещи там, на берегах Хопра? думается вам, и самое большое,
что вы делаете, — и то для того, чтоб не совсем погрязнуть в тине уступок, — это откладываете слишком щекотливые определения
до возвращения в"свое место".
Что же касается
до того, какие представления"в случае
чего"надлежит иметь относительно этой статуи-правды, то роль путеводителей в этом разе предоставляется перехватам, бантам, цветам и другим архитектурным украшениям.
— По крайней мере,
до сих пор я ни о
чем подобном не слыхивал.
Что же касается
до меня, то я смотрел на них и чувствовал,
что в душе моей поднимается какая-то смута.
Несомненно,
что до сих пор идея"увенчания здания"ни в ком не встречала такого страстного сторонника, как во мне.
Словом сказать,
до того дело дошло,
что даже если повиноваться вздумаешь, так и тут на искушенье наскочишь: по сущей ли совести повинуешься или так, ради соблюдения одной формальности?"Проникни!","рассмотри!","обсуди!" — так и ползут со всех сторон шепоты.
Безмерно и как-то тягуче тоскует современный русский человек;
до того тоскует,
что, кажется, это одно и обусловливает его живучесть.
Но, разумеется, стояла бы
до тех пор, пока, с размножением новоявленных башкирских припущенников, опыт не указал бы,
что наступил час открыть на твоей вершине харчевню с арфистками.
Когда он излагал свои мысли, — излагал беспорядочно, с употреблением неподлежащих выражений, — то никто ничего не понимал, но всякий догадывался,
что если дать этому безвыходному кадету волю, то он непременно учинит что-нибудь
до того неизгладимое,
чего впоследствии ни под каким видом не отскоблить.
Что же касается
до графа Мамелфина, то он был замечателен лишь тем,
что происходил по прямой линии от боярыни Мамелфы Тимофеевны. Каким образом произошел на свет первый граф Мамелфин — предания молчали; в документах же объяснялось просто:"по сей причине". Этот же девиз значился и в гербе графов Мамелфиных. Но сам по себе граф, о котором идет речь, ничего самостоятельного не представлял, а был известен только в качестве приспешника и стремянного при графе ТвэрдоонтС.
Граф (хвастаясь).В моей служебной практике был замечательный в этом роде случай. Когда повсюду заговорили о неизобилии и о необходимости заменить оное изобилием, — грешный человек, соблазнился и я! Думаю: надобно что-нибудь сделать и мне. Сажусь, пишу, предписываю: чтоб везде было изобилие! И
что ж! от одного этого неосторожного слова неизобилие,
до тех пор тлевшее под пеплом и даже казавшееся изобилием, — вдруг так и поползло изо всех щелей! И такой вдруг сделался голод, такой голод…
Граф (с достоинством осматривает Подхалимова с ног
до головы).
Чем… сударь?
Видно,
что выдумщик не только сам сознаёт мотивы своей выдумки, но желает, чтоб эти мотивы были сознаны и теми,
до кого выдумка относится.
—
Что положение пререкателей было небезопасно — это так;
что большинство их кончало служебную карьеру, рассеянное по лицу земли, — и это верно. Но бывали, однако ж, случаи, когда и скромный голос советника губернского правления достигал
до ступеней-с…
Что же касается
до власти, то и в этом отношении я согласен с Удавом: не слабость она почерпала в пререканиях, а силу.
Есть очертания, звуки, запахи
до того ласкающие,
что человек покоряется им совсем машинально, независимо от сознания.
Что касается
до меня лично, то я не только не ставил себе никаких вопросов, но просто-напросто заранее предвкушал.