Филоверитов
стоял передо мной, как живой. Длинный, змееобразный, он взвивался, складывался пополам, ползал. Голос у него был детский, плачущий, на глазах дрожали слезы крокодила. И он так вкрадчиво смотрел на меня этими глазами, как будто говорил: а хочешь, мой друг, я засажу тебя за эфиопские спряжения?
Давно я не слыхал такой блестящей импровизации. Тушканчик
стоял передо мной как живой. Я видел его в норе, окруженного бесчисленным и вредным семейством; я видел его выползающим из норы, стоящим некоторое время на задних лапках и вредно озирающимся; наконец, я видел его наносящим особенный вред нашим полям и поучающим тому же вредных членов своего семейства. Это было нечто поразительное.
Неточные совпадения
И Прокоп залился таким раздражающим смехом, что я несколько секунд
стоял как ошеломленный.
Передо мной вдруг совершенно отчетливо встала вся картина децентрализации по мысли и сердцу отставного корнета Толстолобова…
И когда Прокоп или кто-нибудь другой из «наших» начинают хвастаться
передо мною своими эмансипаторскими и реформаторскими подвигами, то я всегда очень деликатно даю почувствовать им, что теперь, когда все вообще хвастаются без труда, ничего не
стоит, конечно, прикинуть два-три словечка себе в похвалу, но было время…
Центром этой группы был Неуважай-Корыто. Это был сухой и длинный человек, с длинными руками и длинным же носом. Мне показалось, что
передо мною
стоит громадных размеров дятел, который долбит носом в дерево и постепенно приходит в деревянный экстаз от звуков собственного долбления."Да, этот человек, если примется снимать пенки, он сделает это… чисто!"думалось мне, покуда я разглядывал его.
Я пришел на конгресс первый, но едва успел углубиться в чтение"Полицейских ведомостей", как услышал прямо у своего уха жужжание мухи. Отмахнулся рукой один раз, отмахнулся в другой; наконец, поднял голову… о, чудо!
передо мной
стоял Веретьев! Веретьев, с которым я провел столько приятных минут в"Затишье"!
"Ну, брат, не усидеть тебе в статистике!" — мысленно повторил я и вскинул глазами вперед. О, ужас!
передо мной
стоял Рудин, а за ним, в некотором отдалении, улыбался своею мягкою, несколько грустной улыбкою Лаврецкий.
«Где хозяин?» — «Нема». — «Как? совсем нету?» — «Совсим». — «А хозяйка?» — «Побигла в слободку». — «Кто же мне отопрет дверь?» — сказал я, ударив в нее ногою. Дверь сама отворилась; из хаты повеяло сыростью. Я засветил серную спичку и поднес ее к носу мальчика: она озарила два белые глаза. Он был слепой, совершенно слепой от природы. Он
стоял передо мною неподвижно, и я начал рассматривать черты его лица.
Но он не успел ответить, да и вряд ли бы что ответил, потому что
стоял передо мной как истукан все с тою же болезненною улыбкой и неподвижным взглядом; но вдруг отворилась дверь, и вошла Лиза. Она почти обмерла, увидев нас вместе.
С разгоревшимся от слез и стыда лицом, с выражением страха и ожидания, с умоляющим взглядом
стояла передо мной бедная девушка — с тем особенным выражением, которое дает женщине беременность.
И опять с необыкновенной остротой
стоит передо мной вопрос, подлинно ли реален, первичен ли этот падший мир, в котором вечно торжествует зло и посылаются людям непомерные страдания?