Неточные совпадения
Не было ни
судов, ни палат, ни присутствий — словом сказать, ничего, чем красна современная
русская жизнь. Была пустыня, в которой реяли децентрализованные квартальные надзиратели из знающих обстоятельства помещиков.
В журнале"Вестник Пенкоснимания", в статье"Вольный Союз Пенкоснимателей перед
судом общественной совести", сказано:"В сих печальных обстоятельствах какой исход предстоял для
русской литературы?
Пора наконец убедиться, что наше время — не время широких задач и что тот, кто, подобно автору почтенного рассуждения:"
Русский романс: Чижик! чижик! где ты был? — перед
судом здравой критики", сумел прийти к разрешению своей скромной задачи — тот сделал гораздо более, нежели все совокупно взятые утописты-мечтатели, которые постановкой"широких"задач самонадеянно волнуют мир, не удовлетворяя оного".
Петр Сергеич Болиголова, автор диссертации"
Русская песня: Чижик! чижик! где ты был? — перед
судом критики"!
Перебирая в уме кары, которым я подлежу за то, что подвозил Шалопутова на извозчике домой, я с ужасом помышлял: ужели жестокость скорого
суда дойдет: до того, что меня засадят в уединенную комнату и под наблюдением квартального надзирателя заставят читать передовые статьи «Старейшей
Русской Пенкоснимательницы»?
Европа давно уже изменила лицо свое; одни мы,
русские, остаемся по-прежнему незыблемы, счастливы и непреоборимы… В Европе, вследствие безначалия, давно есть нечего, а у нас, по-прежнему, всего в изобилии. Идя постепенно, мы дожили до того, что даже Верхотурье увидело гласный
суд в стенах своих. Благо, Уральский хребет перейден, а там до Восточного океана уж рукой подать!
Его поблагодарили за доставку провизии, и особенно быков и рыбы, и просили доставлять — разумеется, за деньги — вперед
русским судам все, что понадобится. Между прочим, ему сказано, что так как на острове добывается соль, то может случиться, что суда будут заходить за нею, за рисом или другими предметами: так нельзя ли завести торговлю?
Самые драгоценные, самые священные заветы в назначении и в будущности
русского суда представляются извращенно и легкомысленно, чтобы только добиться цели, добиться оправдания того, что нельзя оправдать.
Таков беспорядок, зверство, своеволие и разврат
русского суда и русской полиции, что простой человек, попавшийся под суд, боится не наказания по суду, а судопроизводства. Он ждет с нетерпением, когда его пошлют в Сибирь — его мученичество оканчивается с началом наказания. Теперь вспомним, что три четверти людей, хватаемых полициею по подозрению, судом освобождаются и что они прошли через те же истязания, как и виновные.
[Г-н Каморский, тюремный инспектор при здешнем генерал-губернаторе, сказал мне: «Если в конце концов из 100 каторжных выходит 15–20 порядочных, то этим мы обязаны не столько исправительным мерам, которые мы употребляем, сколько нашим
русским судам, присылающим на каторгу так много хорошего, надежного элемента».]
Городничему это было не вопреки, а домовитой городничихе совсем по сердцу; одним будошникам могло не нравиться, да закону не соответствовало; но будошников кто думал спрашивать, а закон… городничий судил о нем
русским судом: «закон — что конь: куда надо — туда и вороти его».
Неточные совпадения
И хорошо знакомы похожие друг на друга, как спички,
русские люди, тепло, по-осеннему, одетые, поспешно шагающие в казенную палату, окружный
суд, земскую управу и прочие учреждения, серые гимназисты, зеленоватые реалисты, шоколадные гимназистки, озорниковатые ученики городских школ.
За кофе читал газеты. Корректно ворчали «
Русские ведомости», осторожно ликовало «Новое время», в «
Русском слове» отрывисто, как лает старый пес, знаменитый фельетонист скучно упражнялся в острословии, а на второй полосе подсчитано было количество повешенных по приговорам военно-полевых
судов. Вешали ежедневно и усердно.
— Никто не может понять этого! — закричал Лютов. — Никто! Вся эта европейская мордва никогда не поймет
русского дьякона Егора Ипатьевского, который отдан под
суд за кощунство и богохульство из любви к богу! Не может!
Наконец, сам адмирал на самодельной шкуне «Хеда», с остальною партиею около сорока человек, прибыл тоже, едва избежав погони английского военного
судна, в устья Амура и по этой реке поднялся вверх до
русского поста Усть-Стрелки, на слиянии Шилки и Аргуни, и достиг Петербурга.
Вчера, 17-го, какая встреча: обедаем; говорят, шкуна какая-то видна. Велено поднять флаг и выпалить из пушки. Она подняла наш флаг. Браво! Шкуна «Восток» идет к нам с вестями из Европы, с письмами… Все ожило. Через час мы читали газеты, знали все, что случилось в Европе по март. Пошли толки, рассуждения, ожидания. Нашим
судам велено идти к
русским берегам. Что-то будет? Скорей бы добраться: всего двести пятьдесят миль осталось до места, где предположено ждать дальнейших приказаний.