Неточные совпадения
Затем, четвертый оттеняющий
жизнь элемент — моцион… Но
права на моцион, по-видимому, еще мы не утратили, а потому я и оставляю этот вопрос без рассмотрения. Не могу, однако ж, не заметить, что и этим
правом мы пользуемся до крайности умеренно, потому что, собственно говоря, и ходить нам некуда и незачем, просто же идти куда глаза глядят — все еще как-то совестно.
Отрешившись от него внешним образом, мы не выработали себе ни бодрости, составляющей первый признак освобожденного от пут человека, ни новых взглядов
на жизнь, ни более притязательных требований к ней, ни нового
права, а просто-напросто успокоились
на одном формальном признании факта упразднения.
Естественно, что при такой простоте нравов остается только одно средство оградить свою
жизнь от вторжения неприятных элементов — это, откинув все сомнения, начать снова бить по зубам. Но как бить! Бить — без ясного
права на битье; бить — и в то же время бояться, что каждую минуту может последовать приглашение к мировому по делу о самовольном избитии!..
В этом отношении
жизнь моя резко разделяется
на две совершенно отличные друг от друга половины: до упразднения крепостного
права и после упразднения оного.
Третий, еще более скабрезный вопрос представляют публичные сборища, митинги и т. д., которые также известным образом отражаются
на народной
жизни и, конечно, не меньше питейных домов имеют
право на внимание статистики. Не изъять ли, однако ж, и его? Потому что ведь эти статистики бог их знает! — пожалуй, таких сравнительных таблиц наиздают, что и жить совсем будет нельзя!
Был тогда в начале столетия один генерал, генерал со связями большими и богатейший помещик, но из таких (правда, и тогда уже, кажется, очень немногих), которые, удаляясь на покой со службы, чуть-чуть не бывали уверены, что выслужили себе
право на жизнь и смерть своих подданных.
Софья рассказывала о всемирном бое народа за
право на жизнь, о давних битвах крестьян Германии, о несчастиях ирландцев, о великих подвигах рабочих-французов в частых битвах за свободу…
В руках у Арины Прохоровны кричало и копошилось крошечными ручками и ножками маленькое, красное, сморщенное существо, беспомощное до ужаса и зависящее, как пылинка, от первого дуновения ветра, но кричавшее и заявлявшее о себе, как будто тоже имело какое-то самое полное
право на жизнь…
Каковы бы ни были образ мыслей и степень образования человека нашего времени, будь он образованный либерал какого бы то ни было оттенка, будь он философ какого бы то ни было толка, будь он научный человек, экономист какой бы то ни было школы, будь он необразованный, даже религиозный человек какого бы то ни было исповедания, — всякий человек нашего времени знает, что люди все имеют одинаковые
права на жизнь и блага мира, что одни люди не лучше и не хуже других, что все люди равны.
Заметим, что теоретическим образом Катерина не могла отвергнуть ни одного их этих требований, не могла освободиться ни от каких отсталых мнений; она пошла против всех них, вооруженная единственно силою своего чувства, инстинктивным сознанием своего прямого, неотъемлемого
права на жизнь, счастье и любовь…
Неточные совпадения
Городничий. Полно вам,
право, трещотки какие! Здесь нужная вещь: дело идет о
жизни человека… (К Осипу.)Ну что, друг,
право, мне ты очень нравишься. В дороге не мешает, знаешь, чайку выпить лишний стаканчик, — оно теперь холодновато. Так вот тебе пара целковиков
на чай.
Служивого задергало. // Опершись
на Устиньюшку, // Он поднял ногу левую // И стал ее раскачивать, // Как гирю
на весу; // Проделал то же с
правою, // Ругнулся: «
Жизнь проклятая!» — // И вдруг
на обе стал.
В одной письме развивает мысль, что градоначальники вообще имеют
право на безусловное блаженство в загробной
жизни, по тому одному, что они градоначальники; в другом утверждает, что градоначальники обязаны обращать
на свое поведение особенное внимание, так как в загробной
жизни они против всякого другого подвергаются истязаниям вдвое и втрое.
Упав
на колени пред постелью, он держал пред губами руку жены и целовал ее, и рука эта слабым движением пальцев отвечала
на его поцелуи. А между тем там, в ногах постели, в ловких руках Лизаветы Петровны, как огонек над светильником, колебалась
жизнь человеческого существа, которого никогда прежде не было и которое так же, с тем же
правом, с тою же значительностью для себя, будет жить и плодить себе подобных.
В женском вопросе он был
на стороне крайних сторонников полной свободы женщин и в особенности их
права на труд, но жил с женою так, что все любовались их дружною бездетною семейною
жизнью, и устроил
жизнь своей жены так, что она ничего не делала и не могла делать, кроме общей с мужем заботы, как получше и повеселее провести время.