Да; это люди опасные, и нечего удивляться тому, что даже сами они убедились, что с ними нужно держать ухо востро. Но сколько должно накопиться горечи, чтобы даже на людей, кричащих: тише! — взглянуть оком подозрительности?! чтобы даже в них усмотреть наклонности к каким-то темным замыслам, в них, которые до сих пор выказали
одно лишь мастерство: мастерство впиваться друг в друга по поводу выеденного яйца!
Неточные совпадения
Прокоп мигом очистил мою шкатулку. Там было пропасть всякого рода ценных бумаг на предъявителя, но он оставил только две акции Рыбинско-Бологовской железной дороги, да и то
лишь для того, чтобы не могли сказать, что дворянина
одной с ним губернии (очень он на этот счет щекотлив!) не на что было похоронить. Все остальное запихал он в свои карманы и даже за голенищи сапогов.
Я ожидал, что Прокоп раздерет на себе ризы и, во всяком случае, хоть
одну: скулу, да своротит Гаврюшке на сторону. Но он только зарычал, и притом так деликатно, что
лишь бессмертная душа моя могла слышать это рычание.
И как хитро все это придумано! По наружности, вы видите как будто отдельные издания: тут и"Старейшая Всероссийская Пенкоснимательница", и"Истинный Российский Пенкосниматель", и"Зеркало Пенкоснимателя", а на поверку выходит, что все это
одна и та же сказка о белом бычке, что это
лишь рубрики
одного и того же ежедневно-еженедельно-ежемесячного издания"Общероссийская Пенкоснимательная Срамница"! Каков сюрприз!
Следовательно, нужно только перестать дразнить — и дело будет в шляпе. Не пенкоснимательство пугает, а претит
лишь случайный вкус того или другого вида его.
Один вид на вкус сладковат, другой кисловат, третий горьковат; но и тот, и другой, и третий — все-таки представляют собой видоизменения
одного и того же пенкоснимательства — и ничего больше.
И вдруг я получаю через Прокопа печатное приглашение лично участвовать на VIII международном статистическом конгрессе, в качестве делегата от рязанско-тамбовско-саратовского клуба! Разумеется, что при
одном виде этого приглашения у меня"в. зобу дыханье сперло"; сомнения исчезли, и осталось
лишь сладкое сознание, что, стало быть, и я не лыком шит, — коль скоро иностранные гости вспомнили обо мне!
— Я всего
один раз говорил, и то
лишь для того, чтобы указать на трактир госпожи Васильевой как на самое удобное место для заседаний постоянной комиссии!
Только тогда, когда месячная расходная ведомость покажет, что налицо состоит
лишь сто
одна тысяча рублей, — только тогда он сочтет свою рязанско-тамбовско-саратовскую честь отомщенною.
— Я вас понимаю и одобряю вас вполне. Мой бедный брат, конечно, виноват: за то он и наказан. Он мне сам сказал, что поставил вас в невозможность иначе действовать. Я верю, что вам нельзя было избегнуть этого поединка, который… который до некоторой степени объясняется
одним лишь постоянным антагонизмом ваших взаимных воззрений. (Николай Петрович путался в своих словах.) Мой брат — человек прежнего закала, вспыльчивый и упрямый… Слава богу, что еще так кончилось. Я принял все нужные меры к избежанию огласки…
Люди спят, мой друг, пойдем в тенистый сад, // Люди спят,
одни лишь звезды к нам глядят, // Да и те не видят нас среди ветвей // И не слышат, слышит только соловей.
— Друг мой, если хочешь, никогда не была, — ответил он мне, тотчас же скривившись в ту первоначальную, тогдашнюю со мной манеру, столь мне памятную и которая так бесила меня: то есть, по-видимому, он само искреннее простодушие, а смотришь — все в нем
одна лишь глубочайшая насмешка, так что я иной раз никак не мог разобрать его лица, — никогда не была! Русская женщина — женщиной никогда не бывает.
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Ну, может быть,
один какой-нибудь раз, да и то так уж,
лишь бы только. «А, — говорит себе, — дай уж посмотрю на нее!»
Стародум. Как! А разве тот счастлив, кто счастлив
один? Знай, что, как бы он знатен ни был, душа его прямого удовольствия не вкушает. Вообрази себе человека, который бы всю свою знатность устремил на то только, чтоб ему
одному было хорошо, который бы и достиг уже до того, чтоб самому ему ничего желать не оставалось. Ведь тогда вся душа его занялась бы
одним чувством,
одною боязнию: рано или поздно сверзиться. Скажи ж, мой друг, счастлив ли тот, кому нечего желать, а
лишь есть чего бояться?
Ибо, ежели градоначальник, выйдя из своей квартиры, прямо начнет палить, то он достигнет
лишь того, что перепалит всех обывателей и, как древний Марий, останется на развалинах
один с письмоводителем.
Предстояло атаковать на пути гору Свистуху; скомандовали: в атаку! передние ряды отважно бросились вперед, но оловянные солдатики за ними не последовали. И так как на лицах их,"ради поспешения", черты были нанесены
лишь в виде абриса [Абрис (нем.) — контур, очертание.] и притом в большом беспорядке, то издали казалось, что солдатики иронически улыбаются. А от иронии до крамолы —
один шаг.
Одна пустая формальность, смысл которой был бы понятен
лишь для того, кто ее испытывает!