Неточные совпадения
А в городе между тем во всех окнах горят уж огни;
по улицам еще бродят рассеянные группы гуляющих; вы чувствуете
себя дома и, остановив ямщика, вылезаете из экипажа и сами идете бродить.
Этого и не бывало, чтоб под суд попасть, или ревизии там какие-нибудь, как нынче, — все шло
себе как
по маслу.
Ну, это, я вам доложу, точно грех живую душу таким родом губить. А
по прочему
по всему чудовый был человек, и прегостеприимный — после, как умер, нечем похоронить было: все, что ни нажил, все прогулял! Жена до сих пор
по миру ходит, а дочки — уж бог их знает! — кажись,
по ярмонкам ездят: из
себя очень красивы.
— А я, ваше благородие, с малолетствия
по своей охоте суету мирскую оставил и странником нарекаюсь; отец у меня царь небесный, мать — сыра земля; скитался я в лесах дремучих со зверьми дикиими, в пустынях жил со львы лютыими; слеп был и прозрел, нем — и возглаголал. А более ничего вашему благородию объяснить не могу,
по той причине, что сам об
себе сведений никаких не имею.
По этой-то самой причине и приезжал Дмитрий Борисыч несколько раз в дом купчихи Облепихиной узнать, как почивал генерал и в каком они находятся расположении духа: в веселом, прискорбном или так
себе.
Однако ж я должен сознаться, что этот возглас пролил успокоительный бальзам на мое крутогорское сердце; я тотчас же смекнул, что это нашего поля ягода. Если и вам, милейший мой читатель, придется быть в таких же обстоятельствах, то знайте, что пьет человек водку, — значит, не ревизор, а хороший человек.
По той причине, что ревизор, как человек злущий, в самом
себе порох и водку содержит.
— Так-с; благодатная это сторона! Чай, пишете, бумагу переводите! Ну, и здесь, — прибавил он, хлопая
себе по карману, — полагательно, толстушечка-голубушка водится!
— Ре-ко-мен-да-цшо! А зачем, смею вас спросить, мне рекомендация? Какая рекомендация? Моя рекомендация вот где! — закричал он, ударя
себя по лбу. — Да, здесь она, в житейской моей опытности! Приеду в Крутогорск, явлюсь к начальству, объясню, что мне нужно… ну-с, и дело в шляпе… А то еще рекомендация!.. Эй, водки и спать! — прибавил он совершенно неожиданно.
Дело было весеннее: на полях травка только что показываться стала, и
по ночам морозцем еще порядочно прихватывало. Снял он с
себя мерлушчатый тулупчик, накинул ей на плеча, да как стал застегивать, руки-то и не отнимаются; а коленки пуще дрожат и подгибаются. А она так-то ласково на него поглядывает да
по головке рукой гладит.
По приезде в губернский город Порфирий Петрович вел
себя очень прилично, оделся чистенько, приискал
себе квартирку и с помощью рекомендательных писем недолго оставался без места. Сам губернатор изволил припомнить необычайную, выходящую из порядка вещей опрятность, замеченную в земском суде при ревизии, и тотчас же предложил Порфирию Петровичу место секретаря в другом земском суде; но герой наш, к общему удивлению, отказался.
Однако все ему казалось, что он недовольно бойко идет
по службе. Заприметил он, что жена его начальника не то чтоб балует, а так
по сторонам поглядывает. Сам он считал
себя к этому делу непригодным, вот и думает, нельзя ли ему как-нибудь полезным быть для Татьяны Сергеевны.
Папаша ее, промотавши значительное состояние, ощутил потребность успокоиться от треволнений света и удалиться из столицы, в которой не имел средств поддерживать
себя по табели о рангах.
Не вдруг, а день за день, воровски подкрадывается к человеку провинцияльная вонь и грязь, и в одно прекрасное утро он с изумлением ощущает
себя сидящим
по уши во всех крошечных гнусностях и дешевых злодействах, которыми преизобилует жизнь маленького городка.
По возвращении домой она садилась к окну, и сердце ее делалось театром тех жгучих наслаждений, которые сушат человека и в то же время втягивают его в
себя сверхъестественною силой.
Он уже говорит о княжне без подобострастия, не называет ее „сиятельством“ и вообще ведет
себя как джентльмен, который,
по крутогорской пословице, „сальных свеч не ест, стеклом не закусывает“.
Вообще, княжна, имевшая случай читать много и пристально, любит сравнивать
себя с героинями различных романов. Более других
по сердцу пришелся Жорж Санд и ей, без всяких шуток, иногда представляется, что она — Valentine, а Техоцкий — Benoît [23].
Салтыкова-Щедрина.)] например, никак не упустит случая, чтобы не накласть
себе на тарелку каждого кушанья
по два и даже
по три куска, и половину накладенного сдает лакею нетронутою.
Он очень счастлив
по понедельникам, потому что устроивает в этот день
себе копеечную партию, и хотя партнеры его беспощадно ругают, потому что он в карты ступить не умеет, но он не обижается.
— Нет-с, я найду не
по красоте, а
по своей основательности-с… Он что найдет? он горечь какую-нибудь найдет! а я желаю за
себя купеческую дочь взять, чтоб за ней,
по крайности, тысяча серебра числилась…
Судя
по торжественному виду, с которым Живновский проходит мимо генеральши, нельзя не согласиться, что он должен быть совершенно доволен
собой. Он как-то изгибает свою голову, потрясает спиной и непременно прикладывает к козырьку руку, когда приближается к ее превосходительству.
И рассказывала мне она, как однова стояла она в церкви божией, в великом сокрушении о грехах своих, а очи, будто
по недостоинству своему, к земле опустила… и вдруг слышит она вблизи
себя некий тихий глас, вещающий: «Мавро!
— А какая у него одежа? пониток черный да вериги железные — вот и одежа вся. Известно, не без того, чтоб люди об нем не знали; тоже прихаживали другие и милостыню старцу творили: кто хлебца принесет, кто холстеца, только мало он принимал, разве
по великой уж нужде. Да и тут, сударь, много раз при мне скорбел, что
по немощи своей, не может совершенно от мира укрыться и полным сердцем всего
себя богу посвятить!
Хрептюгин — мужчина лет сорока пяти, из
себя видный и высокий, одетый по-немецкому и не дозволяющий
себе ни малейшего волосяного украшения на лице.
«Хоть бы с улицы, хоть бы махонького какого-нибудь генералика!» — частенько думал он про
себя, расхаживая взад и вперед
по комнате, с заложенными за спину руками.
Прозывается он Прохор Семенов Боченков, видом кляузен, жидок и зазорен, непрестанно чешет
себе коленки, душу же хранит во всей чернильной непорочности, всегда готовую на послугу или на пакость, смотря
по силе-возможности.
— Что ж за глупость! Известно, папенька из сидельцев вышли, Аксинья Ивановна! — вступается Боченков и, обращаясь к госпоже Хрептюгиной, прибавляет: — Это вы правильно, Анна Тимофевна, сказали: Ивану Онуфричу денно и нощно бога молить следует за то, что он его, царь небесный, в большие люди произвел. Кабы не бог, так где бы вам родословной-то теперь своей искать? В червивом царстве, в мушином государстве? А теперь вот Иван Онуфрич, поди-кось, от римских цезарей, чай,
себя по женской линии производит!
И если над всем этим представить
себе неблагоуханные туманы, которые, особливо
по вечерам, поднимаются от окрестных болот, то картина будет полная и, как видится, непривлекательная.
Конечно, и с трех десятин я могла бы еще некоторую поддержку для
себя получать, но их, сударь, и
по настоящее время отыскать нигде не могут, потому что капитан только указал их на плане пальцем, да вскоре после того и скончался, а настоящего ничего не сделал.
— В настоящее время, пришедши в преклонность моих лет, я, милостивый государь, вижу
себя лишенною пристанища. А как я, с самых малых лет, имела к божественному большое пристрастие, то и хожу теперь больше
по святым монастырям и обителям, не столько помышляя о настоящей жизни, сколько о жизни будущей…
Забиякин (Живновскому). И представьте
себе, до сих пор не могу добиться никакого удовлетворения. Уж сколько раз обращался я к господину полицеймейстеру; наконец даже говорю ему: «Что ж, говорю, Иван Карлыч, справедливости-то, видно, на небесах искать нужно?» (Вздыхает.) И что же-с? он же меня, за дерзость, едва при полиции не заарестовал! Однако, согласитесь сами, могу ли я оставить это втуне! Еще если бы честь моя не была оскорблена, конечно,
по долгу християнина, я мог бы, я даже должен бы был простить…
Забиякин (улыбаясь). Должно быть, что не без того-с.
По человечеству, знаете… А ведь прискорбно будет, поручик, если вы, с вашими познаниями, с вашими способностями, с вашим патриотизмом — потому что порядочный человек не может не быть патриотом — прискорбно будет, если со всем этим вы не получите
себе приличного места…
Бобров. Ничего тут нет удивительного, Марья Гавриловна. Я вам вот что скажу — это, впрочем,
по секрету-с — я вот дал
себе обещание, какова пора пи мера, выйти в люди-с. У меня на этот предмет и план свой есть. Так оно и выходит, что жена в евдаком деле только лишнее бревно-с. А любить нам друг друга никто не препятствует, было бы на то ваше желание. (Подумавши.) А я, Машенька, хотел вам что-то сказать.
Это, ваше благородие, всё враги нашего отечества выдумали, чтоб нас как ни на есть с колеи сбить. А за ними и наши туда же лезут — вон эта гольтепа, что негоциантами
себя прозывают. Основательный торговец никогда в экое дело не пойдет, даже и разговаривать-то об нем не будет,
по той причине, что это все одно, что против
себя говорить.
Да опять-таки, даже промеж самих
себя простота была: ни счетов, ни книг никаких;
по душе всякий торговал — кто кого, можно сказать, переторгует.
С одной стороны, старая система торговли, основанная, как вы говорили сами, на мошенничестве и разных случайностях, далее идти не может; с другой стороны, устройство путей сообщения, освобождение торговли от стесняющих ее ограничений,
по вашим словам, неминуемо повлечет за
собой обеднение целого сословия, в руках которого находится в настоящее время вся торговля…
Дал я ему поуспокоиться — потому что он даже из
себя весь вышел — да и говорю потом:"Ведь вот ты, ваше благородие (я ему и ты говорил, потому что уж больно он смирен был), баешь, что, мол, подлеца подлецом называть, а это, говорю, и
по християнству нельзя, да и начальство пожалуй не позволит.
Но, с одной стороны, я прежде всего и выше всего уважаю форму, и тогда только, когда она предстанет пред мое лицо, вооруженная всеми подписями, печатьми и скрепами, я позволяю
себе дать ей легкий щелчок
по носу, чтобы знала форма, что она все-таки ничто перед моими высшими соображениями.
Эта скачка очень полезна; она поддерживает во мне жизнь, как рюмка водки поддерживает жизнь в закоснелом пьянице. Посмотришь на него: и руки и ноги трясутся, словно весь он ртутью налит, а выпил рюмку-другую — и пошел ходить как ни в чем не бывало. Точно таким образом и я: знаю, что на мне лежит долг, и при одном этом слове чувствую
себя всегда готовым и бодрым. Не из мелкой корысти, не из подлости действую я таким образом, а
по крайнему разумению своих обязанностей, как человека и гражданина.
Следственную часть вы знаете: в ней представляется столько искушений, если не для кармана, то для сердца, что трудно овладеть
собой надлежащим образом. И я вам откровенно сознаюсь, что эта часть не
по нутру мне; вообще, я не люблю живого материяла, не люблю этих вздохов, этих стонов: они стесняют у меня свободу мысли. Расскажу вам два случая из моей полицейской деятельности, — два случая, которые вам дадут Понятие о том, с какими трудностями приходится иногда бороться неподкупному следователю.
Первый случай был в Черноборском уезде. В селе Березине произошел пожар; причина пожара заключалась в поджоге, признаки которого были слишком очевидны, чтобы дать место хотя малейшему сомнению. Оставалось раскрыть, кто был виновником поджога, и был ли он умышленный или неумышленный. Среди разысканий моих
по этому предмету являются ко мне мужик и баба, оба очень молодые, и обвиняют
себя в поджоге избы. При этом рассказывают мне и все малейшие подробности поджога с изумительною ясностию и полнотою.
Но я вам сказал уже, что следственной части не люблю,
по той главной причине, что тут живой материял есть. То ли дело судейская часть! Тут имеешь дело только с бумагою; сидишь
себе в кабинете, никто тебя не смущает, никто не мешает; сидишь и действуешь согласно с здравою логикой и строгою законностью. Если силлогизм построен правильно, если все нужные посылки сделаны, — значит, и дело правильное, значит, никто в мире кассировать меня не в силах.
И точно; хотя долго я бился, однако открыл это болото, и вы не можете
себе представить, какое наслаждение вдруг разлилось
по моим жилам…
— Женись, брат, женись! Вот этакая ходячая совесть всегда налицо будет! Сделаешь свинство — даром не пройдет! Только результаты все еще как-то плохи! — прибавил он, улыбаясь несколько сомнительно, — не действует! Уж очень, что ли, мы умны сделались, да выросли, только совесть-то как-то скользит
по нас."Свинство!" — скажешь
себе, да и пошел опять щеголять по-прежнему.
— Да ты это так только, Полинька, говоришь, чтоб свалить с
себя, а по-моему, и семейная жизнь — чем же не жизнь?
— Помянем, брат, свою молодость! Помянем тех, кто в наши молодые души семя добра заронил!.. Ведь ты не изменил
себе, дружище, ты не продал
себя, как Пронин, баронессе Оксендорф и действительному статскому советнику Стрекозе, ты остался все тот же сорвиголова, которому море
по колено?
Слушая лекции в школе, вдали от надзора родительского, он хотя твердо помнил советы и наставления, которыми нашпиговали его юную голову, однако, к величайшему своему изумлению и вполне неприметным для
себя образом, пошел
по иному пути.
— О, c'est une tête bien organisée! — замечают мужчины, принимая дипломатический вид, — ça fera son chemin dans le monde… surtout si les dames s'y prennent… [О, это хорошо организованная голова! он проложит
себе дорогу в свете… особенно, если за это возьмутся дамы… (франц.)] И вот пошел дилетант гулять
по свету с готовою репутацией!.. Но к делу.
— Больше, нежели вы предполагаете… Однако ж в сторону это. Второе мое занятие — это лень. Вы не можете
себе вообразить, вы, человек деятельный, вы, наш Немврод, сколько страшной, разнообразной деятельности представляет лень. Вам кажется вот, что я, в халате, хожу бесполезно
по комнате, иногда насвистываю итальянскую арию, иногда поплевываю, и что все это, взятое в совокупности, составляет то состояние души, которое вы, профаны, называете праздностью.
— Сумасшедшие, хотите вы сказать?.. договаривайте, не краснейте! Но кто же вам сказал, что я не хотел бы не то чтоб с ума сойти — это неприятно, — а быть сумасшедшим?
По моему искреннему убеждению, смерть и сумасшествие две самые завидные вещи на свете, и когда-нибудь я попотчую
себя этим лакомством. Смерть я не могу
себе представить иначе, как в виде состояния сладкой мечтательности, состояния грез и несокрушимого довольства самим
собой, продолжающегося целую вечность… Я понимаю иногда Вертера.
— Да; а между тем вещь очень простая. Вот теперь у нас конец февраля и начинается оттепель. Я хожу
по комнате, посматриваю в окошко, и вдруг мысль озаряет мою голову. Что такое оттепель? спрашиваю я
себя. Задача не хитрая, а занимает меня целые сутки.