Неточные совпадения
Казалось бы, это ли
не жизнь! А между тем все крутогорские чиновники, и в особенности супруги их, с ожесточением нападают
на этот город.
Кто звал их туда,
кто приклеил их к столь постылому для них краю? Жалобы
на Крутогорск составляют вечную канву для разговоров; за ними обыкновенно следуют стремления в Петербург.
Через неделю, глядь, что ни
на есть к первому кожевенному заводчику с обыском: „Кожи-то, мол, у тебя краденые“. Краденые
не краденые, однако откуда взялись и у
кого купил, заводчик объясниться
не мог.
— Да-с; это так, это точно, что блудный сын — черт побери! Жизнь моя, так сказать, рраман и рраман
не простой, а этак Рафаила Михайлыча Зотова [11], с танцами и превращениями и великолепным фейерверком —
на том стоим-с! А с
кем я имею удовольствие беседовать?
По тринадцатому году отдали Порфирку в земский суд,
не столько для письма, сколько
на побегушки приказным за водкой в ближайший кабак слетать. В этом почти единственно состояли все его занятия, и, признаться сказать
не красна была его жизнь в эту пору:
кто за волоса оттреплет,
кто в спину колотушек надает; да бьют-то всё с маху,
не изловчась, в такое место, пожалуй, угодит, что дух вон. А жалованья за все эти тиранства получал он всего полтора рубля в треть бумажками.
Секретарь,
не получавший подарков лет десять, возразил
на это, что стряпчий подлец, а стряпчий отвечал, что
не подлец, а тот подлец,
кто платки из карманов ворует, и ударил секретаря вдругорядь в щеку.
— Ведь вы знаете, entre nous soit dit, [между нами говоря (франц.)] что муж ее… (Марья Ивановна шепчет что-то
на ухо своей собеседнице.) Ну, конечно, мсьё Щедрин, как молодой человек… Это очень понятно! И представьте себе: она, эта холодная, эта бездушная кокетка, предпочла мсье Щедрину —
кого же? — учителя Линкина! Vous savez?.. Mais elle a des instincts, cette femme!!! [Знаете?.. Ведь эта женщина
не без темперамента!!! (франц.)]
Идет Пахомовна путем-дороженькой первый день, идет она и другой день;
на третий день нет у Пахомовны ни хлебца, ни грошика, что взяла с собой, всё поистеривала
на бедныих,
на нищиих,
на убогиих. Идет Пахомовна, закручинилась:"Как-то я, горькая сирота, до святого града доплетусь! поести-испити у меня нечего, милостыню сотворить —
не из чего, про путь, про дороженьку поспрошать —
не у
кого!"
— Ив
кого это он у меня, сударь, такой лютый уродился! Сына вот — мнука мне-то — ноне в мясоед женил, тоже у купца дочку взял, да
на волю его у графа-то и выпросил… ну, куда уж, сударь, нам, серым людям, с купцами связываться!.. Вот он теперь, Аким-то Кузьмич, мне, своему дедушке, поклониться и
не хочет… даже молодуху-то свою показать
не привез!
— А
кто ее, сударь, ведает! побиральщица должна быть! она у нас уж тут трои суток живет, ни за хлеб, ни за тепло
не платит…
на богомолье, бает, собиралась… позвать, что ли, прикажете?
Живновский.
Кто? Я
не получу? нет-с, уж это аттанде-с; я уж это в своей голове так решил, и следственно решения этого никто изменить
не может! Да помилуйте, черта же ли ему надобно! Вы взгляните
на меня! (Протягивает вперед руки, как будто держит вожжи.)
«Я, говорит, человек
не общественный, дикий, словесности
не имею, ни у
кого не бываю; деньги у меня, конечно, есть, да ведь это
на черный день — было бы с чем и глаза закрыть.
Рыбушкин. Увести! меня увести! Сашка! смотри
на него! (Указывая
на Боброва.) Это ты знаешь ли
кто?
не знаешь? Ну, так это тот самый титулярный советник… то есть, для всех он писец, а для Машки титулярный советник.
Не связывайся ты, Сашка, с нею… ты
на меня посмотри: вот я гуляю, и ты тоже гуляй. (Поет.) Во-о-озле речки…
Ижбурдин. А как бы вам объяснить, ваше благородие? Называют это и мошенничеством, называют и просто расчетом — как
на что
кто глядит. Оно конечно, вот как тонешь, хорошо, как бы
кто тебе помог, а как с другого пункта
на дело посмотришь, так ведь
не всякому же тонуть приходится. Иной двадцать лет плавает, и все ему благополучно сходит: так ему-то за что ж тут терять? Это ведь дело
не взаимное-с.
Отчего же, несмотря
на убедительность этих доводов, все-таки ощущается какая-то неловкость в то самое время, когда они представляются уму с такою ясностью? Несомненно, что эти люди правы, говорите вы себе, но тем
не менее действительность представляет такое разнообразное сплетение гнусности и безобразия, что чувствуется невольная тяжесть в вашем сердце…
Кто ж виноват в этом? Где причина этому явлению?
А мне ли
не твердили с детских лет, что покорностью цветут города, благоденствуют селения, что она дает силу и крепость недужному
на одре смерти, бодрость и надежду истомленному работой и голодом, смягчает сердца великих и сильных, открывает двери темницы забытому узнику… но
кто исчислит все твои благодеяния, все твои целения, о матерь всех доблестей?
Так и
не допустил никого до присяги,
кого нужнее, а вот, говорит, спроси такого-то: он в евто самое время
на селе был.
— Да что, любезный друг, человек он хороший: свеч сальных
не ест, ездит часто в Крутогорск, там с
кем следует нюхается… хороший человек! Только вот тут (он указал
на лоб)
не взыщите!
Кто привык каждый день пшеничные пироги есть, тому ржаной хлеб только оскомину набьет;
кто привык
на пуховиках отдыхать, тот
на голом полу всю ночь проворочается, а
не уснет!
— Сумасшедшие, хотите вы сказать?.. договаривайте,
не краснейте! Но
кто же вам сказал, что я
не хотел бы
не то чтоб с ума сойти — это неприятно, — а быть сумасшедшим? По моему искреннему убеждению, смерть и сумасшествие две самые завидные вещи
на свете, и когда-нибудь я попотчую себя этим лакомством. Смерть я
не могу себе представить иначе, как в виде состояния сладкой мечтательности, состояния грез и несокрушимого довольства самим собой, продолжающегося целую вечность… Я понимаю иногда Вертера.
Это люди ограниченные, с сплюснутыми черепами, пришибленные с детства, что
не мешает им, однако же, считать себя столпами общественного благоустройства и спокойствия и с остервенением лаять
на всякого, у
кого лоб оказывается
не сплюснутым.
— А что господа? Господа-то у них, может, и добрые, да далече живут, слышь.
На селе-то их лет, поди, уж двадцать
не чуть; ну, и прокуратит немец, как ему желается. Года три назад, бают, ходили мужики жалобиться, и господа вызывали тоже немца — господа, нече сказать, добрые! — да коли же этака выжига виновата будет! Насказал, поди, с три короба: и разбойники-то мужики, и нерадивцы-то! А
кто, как
не он, их разбойниками сделал?
Он меня согрел и приютил. Жил он в то время с учеником Иосифом — такой, сударь, убогонький, словно юродивый.
Не то чтоб он старику служил, а больше старик об нем стужался. Такая была уж в нем простота и добродетель, что
не мог будто и жить, когда
не было при нем такого убогонького, ровно сердце у него само пострадать за
кого ни
на есть просилось.
А между тем
на прочих пунктах свое распоряжение идет; двери все настежь, и как
кого смертный час застал, так и пребывай; застынь,
не шевелись…
Да скрыть-то нельзя-с! потому что
кто его знает? может, он и в другом месте попадется, так и тебя заодно уж оговорит, а наш брат полицейский тоже свинья
не последняя:
не размыслит того, что товарища
на поруганье предавать
не следует — ломит себе
на бумагу асе, что ни сбрешут ему
на допросе! ну, и
не разделаешься с ним, пожалуй, в ту пору…
Неточные совпадения
Городничий (в сторону).О, тонкая штука! Эк куда метнул! какого туману напустил! разбери
кто хочет!
Не знаешь, с которой стороны и приняться. Ну, да уж попробовать
не куды пошло! Что будет, то будет, попробовать
на авось. (Вслух.)Если вы точно имеете нужду в деньгах или в чем другом, то я готов служить сию минуту. Моя обязанность помогать проезжающим.
Городничий. Жаловаться? А
кто тебе помог сплутовать, когда ты строил мост и написал дерева
на двадцать тысяч, тогда как его и
на сто рублей
не было? Я помог тебе, козлиная борода! Ты позабыл это? Я, показавши это
на тебя, мог бы тебя также спровадить в Сибирь. Что скажешь? а?
Городничий. Скажите! такой просвещенный гость, и терпит — от
кого же? — от каких-нибудь негодных клопов, которым бы и
на свет
не следовало родиться. Никак, даже темно в этой комнате?
О! я шутить
не люблю. Я им всем задал острастку. Меня сам государственный совет боится. Да что в самом деле? Я такой! я
не посмотрю ни
на кого… я говорю всем: «Я сам себя знаю, сам». Я везде, везде. Во дворец всякий день езжу. Меня завтра же произведут сейчас в фельдмарш… (Поскальзывается и чуть-чуть
не шлепается
на пол, но с почтением поддерживается чиновниками.)
А уж Тряпичкину, точно, если
кто попадет
на зубок, берегись: отца родного
не пощадит для словца, и деньгу тоже любит. Впрочем, чиновники эти добрые люди; это с их стороны хорошая черта, что они мне дали взаймы. Пересмотрю нарочно, сколько у меня денег. Это от судьи триста; это от почтмейстера триста, шестьсот, семьсот, восемьсот… Какая замасленная бумажка! Восемьсот, девятьсот… Ого! за тысячу перевалило… Ну-ка, теперь, капитан, ну-ка, попадись-ка ты мне теперь! Посмотрим,
кто кого!
