— Да, маменька, великая это тайна — смерть! Не вйсте ни дня ни часа — вот это какая тайна! Вот он все планы планировал, думал, уж так высоко, так высоко стоит, что и рукой до него не достанешь, а Бог-то разом, в одно мгновение, все его мечтания опроверг. Теперь бы он, может, и рад грешки свои поприкрыть — ан они уж в книге живота записаны значатся. А из этой, маменька, книги, что там записано,
не скоро выскоблишь!
Неточные совпадения
И припомнились ей при этом многознаменательные подробности того времени, когда она еще была «тяжела» Порфишей. Жил у них тогда в доме некоторый благочестивый и прозорливый старик, которого называли Порфишей-блаженненьким и к которому она всегда обращалась, когда желала что-либо провидеть в будущем. И вот этот-то самый старец, когда она спросила его,
скоро ли последуют роды и кого-то Бог даст ей, сына или дочь, — ничего прямо ей
не ответил, но три раза прокричал петухом и вслед за тем пробормотал...
— То-то. Мы как походом шли — с чаями-то да с кофеями нам некогда было возиться. А водка — святое дело: отвинтил манерку, налил, выпил — и шабаш.
Скоро уж больно нас в ту пору гнали, так
скоро, что я дней десять
не мывшись был!
—
Не сделал? ну, и тем лучше, мой друг! По закону — оно даже справедливее. Ведь
не чужим, а своим же присным достанется. Я вот на чту уж хил — одной ногой в могиле стою! а все-таки думаю: зачем же мне распоряжение делать, коль
скоро закон за меня распорядиться может. И ведь как это хорошо, голубчик! Ни свары, ни зависти, ни кляуз… закон!
Но хозяйство в Погорелке было суетливое, мелочное, требовало ежеминутного личного присмотра, и хотя сгоряча ей показалось, что достигнуть точного учета там, где из полушек составляются гроши, а из грошей гривенники,
не составляет никакой мудрости, однако
скоро она должна была сознаться, что это убеждение ошибочное.
Нельзя сказать, чтоб он сознательно на что-нибудь решился, но как-то сама собой вдруг вспомнилась старая, излюбленная формула: «Ничего я
не знаю! ничего я
не позволяю и ничего
не разрешаю!» — к которой он всегда прибегал в затруднительных обстоятельствах, и очень
скоро положила конец внутренней сумятице, временно взволновавшей его.
— Позвольте вам доложить, кралечка! вы
не так кушаете-с! вы слишком уж скоро-с! — поучал он ее, когда она немного успокоилась, — пакальчик (так называл он рюмку) следует держать в ручках вот как-с! Потом поднести к устам и
не торопясь: раз, два, три… Господи баслави!
Влас наземь опускается. // «Что так?» — спросили странники. // — Да отдохну пока! // Теперь
не скоро князюшка // Сойдет с коня любимого! // С тех пор, как слух прошел, // Что воля нам готовится, // У князя речь одна: // Что мужику у барина // До светопреставления // Зажату быть в горсти!..
Еще
не скоро должен был прийти наш черед танцевать, а молчание возобновилось: я с беспокойством посматривал на нее, желая знать, какое произвел впечатление, и ожидая от нее помощи.
Неточные совпадения
Правдин. Подобное бесчеловечие вижу и в здешнем доме. Ласкаюсь, однако, положить
скоро границы злобе жены и глупости мужа. Я уведомил уже о всех здешних варварствах нашего начальника и
не сумневаюсь, что унять их возьмутся меры.
Софья (одна, глядя на часы). Дядюшка
скоро должен вытти. (Садясь.) Я его здесь подожду. (Вынимает книжку и прочитав несколько.) Это правда. Как
не быть довольну сердцу, когда спокойна совесть! (Прочитав опять несколько.) Нельзя
не любить правил добродетели. Они — способы к счастью. (Прочитав еще несколько, взглянула и, увидев Стародума, к нему подбегает.)
Стародум. Благодарение Богу, что человечество найти защиту может! Поверь мне, друг мой, где государь мыслит, где знает он, в чем его истинная слава, там человечеству
не могут
не возвращаться его права. Там все
скоро ощутят, что каждый должен искать своего счастья и выгод в том одном, что законно… и что угнетать рабством себе подобных беззаконно.
Г-жа Простакова. О матушка! Знаю, что ты мастерица, да лих
не очень тебе верю. Вот, я чаю, учитель Митрофанушкин
скоро придет. Ему велю…
Стародум. Они в руках государя. Как
скоро все видят, что без благонравия никто
не может выйти в люди; что ни подлой выслугой и ни за какие деньги нельзя купить того, чем награждается заслуга; что люди выбираются для мест, а
не места похищаются людьми, — тогда всякий находит свою выгоду быть благонравным и всякий хорош становится.