Шестилетний мальчик не понимал, конечно, значения этих странных слов и смотрел на деда с широко раскрытым ртом. Дело в том, что, несмотря на свои миллионы, Гуляев считал себя глубоко несчастным человеком: у него не было сыновей, была только одна
дочь Варвара, выданная за Привалова.
Дочь Варвара, лет двадцати пяти, которую он как-то забыл выдать замуж, и сын, Юрий, года на два моложе сестры, служивший в Петербурге в кавалерии.
Он ворчал, а семья его сидела за столом и ждала, когда он кончит мыть руки, чтобы начать обедать. Его жена Федосья Семеновна, сын Петр — студент, старшая
дочь Варвара и трое маленьких ребят давно уже сидели за столом и ждали. Ребята — Колька, Ванька и Архипка, курносые, запачканные, с мясистыми лицами и с давно не стриженными, жесткими головами, нетерпеливо двигали стульями, а взрослые сидели не шевелясь и, по-видимому, для них было всё равно — есть или ждать…
Я очень нервный человек, вообще говоря, а глазом начал подмигивать в 1889 году 13-го сентября, в тот самый день, когда у моей жены родилась, некоторым образом, четвертая
дочь Варвара.
Неточные совпадения
Она рассказала, что в юности дядя Хрисанф был политически скомпрометирован, это поссорило его с отцом, богатым помещиком, затем он был корректором, суфлером, а после смерти отца затеял антрепризу в провинции. Разорился и даже сидел в тюрьме за долги. Потом режиссировал в частных театрах, женился на богатой вдове, она умерла, оставив все имущество
Варваре, ее
дочери. Теперь дядя Хрисанф живет с падчерицей, преподавая в частной театральной школе декламацию.
Отступились они от него, сел дедушко на дрожки, кричит: «Прощай теперь,
Варвара, не
дочь ты мне и не хочу тебя видеть, хошь — живи, хошь — с голоду издохни».
Она удивлялась, сердилась, приписывала знакомство с Варей капризам и властолюбию своих
дочерей, которые «уж и придумать не знают, что ей сделать напротив», а
Варвара Ардалионовна все-таки продолжала ходить к ним до и после своего замужества.
И мать, и
дочери, все тотчас же бросились к Нине Александровне, за ними сам отец семейства, Иван Федорович, только что явившийся домой; за ними же поплелся и князь Лев Николаевич, несмотря на изгнание и жесткие слова; но, по распоряжению
Варвары Ардалионовны, его и там не пустили к Аглае.
С пьяными слезами признавался Лебедев, что «после этого он уже никак не мог перенести, тем паче, что многое знал… очень многое… и от Рогожина, и от Настасьи Филипповны, и от приятельницы Настасьи Филипповны, и от
Варвары Ардалионовны… самой-с… и от… и от самой даже Аглаи Ивановны, можете вы это вообразить-с, чрез посредство Веры-с, через
дочь мою любимую Веру, единородную… да-с… а впрочем, не единородную, ибо у меня их три.