Неточные совпадения
Во-вторых, как это ни парадоксально на первый взгляд, но я могу
сказать утвердительно, что все эти люди, в кругу которых я обращаюсь и которые взаимно видят друг в друге «политических врагов», — в сущности, совсем не враги, а просто бестолковые люди, которые не могут или не
хотят понять, что они болтают совершенно одно и то же.
Сообразите только, возможное ли это дело! чтобы вопрос глубоко человеческий, вопрос, затрогивающий основные отношения человека к жизни и ее явлениям, мог
хотя на одну минуту оставаться для человека безынтересным, а тем более мог бы помешать ему устроиваться на практике возможно выгодным для себя образом, — и вы сами, наверное,
скажете, что это вздор!
— То есть, что же ты
хочешь этим
сказать?
Кстати: говоря о безуспешности усилий по части насаждения русской бюрократии, я не могу не
сказать несколько слов и о другом,
хотя не особенно дорогом моему сердцу явлении, но которое тоже играет не последнюю роль в экономии народной жизни и тоже прививается с трудом. Я разумею соглядатайство.
— Не подслушивал, а как бы
сказать —
хотел достойные примечания вещи усмотреть.
Ничуть не бывало: я встретил его, как равный равного, или, лучше
сказать, как счастливец встречает несчастливца, которому от всей души сочувствует,
хотя, к сожалению, и не в силах преподать всех утешений, как бы желал.
Теперь же могу
сказать только одно: они
хотели переформировать всю Россию и, между прочим, требовали, чтобы каждый, находясь у себя дома, имел право считать себя в безопасности.
Впрочем, предоставляю это твоему усмотрению, потому что
хотя бы и
хотела что-нибудь еще в поучение тебе
сказать, но не могу: хлопот по горло.
— Вот это ты дельное слово
сказал. Не спросят — это так. И ни тебя, ни меня, никого не спросят, сами всё, как следует, сделают! А почему тебя не спросят, не
хочешь ли знать? А потому, барин, что уши выше лба не растут, а у кого ненароком и вырастут сверх меры — подрезать маленечко можно!
Мы простились довольно холодно,
хотя Дерунов соблюл весь заведенный в подобных случаях этикет. Жал мне руки и в это время смотрел в глаза, откинувшись всем корпусом назад, как будто не мог на меня наглядеться, проводил до самого крыльца и на прощанье
сказал...
— Конечно, ежели рассудить, то и за обедом, и за ужином мне завсегда лучший кусок! — продолжал он, несколько смягчаясь, — в этом онмне не отказывает! — Да ведь и то
сказать: отказывай, брат, или не отказывай, а я и сам возьму, что мне принадлежит! Не
хотите ли, — обратился он ко мне, едва ли не с затаенным намерением показать свою власть над «кусками», — покуда они там еще режутся, а мы предварительную! Икра, я вам
скажу, какая! семга… царская!
Впрочем, в виду преклонных лет, прежних заслуг и слишком яркой непосредственности Утробина, губернатор снизошел и процедил сквозь зубы, что
хотя факт обращения к генерал-губернатору Западного края есть факт единичный, так как и положение этого края исключительное, и
хотя засим виды и предположения правительства неисповедимы, но что, впрочем, идея правды и справедливости, с одной стороны, подкрепляемая идеей общественной пользы, а с другой стороны, побуждаемая и, так
сказать, питаемая высшими государственными соображениями.
Если б мне
сказал это человек легкомысленный — я не поверил бы. Но Софрон Матвеич не только человек, вполне знакомый со всеми особенностями здешних обычаев и нравов, но и сам в некотором роде столп. Он консерватор, потому что у него есть кубышка, и в то же время либерал, потому что ни под каким видом не
хочет допустить, чтоб эту кубышку могли у него отнять. Каких еще столпов надо!
Ты говоришь:"Поп завидущ;
захочу, десять рублей пошлю — он и не такую притчу мне взбодрит!"Знаю я это. Но вспомни, что ведь ты добродетельный, а Хрисашка вор и прелюбодей. Если об тебе и за десять копеек поп
скажет, что ты ангельского жития ревнитель — он немного солжет, а каково об Хрисашке-то это слышать! Хрисашка, сияющий добродетелями! Хрисашка, аки благопотребный дождь, упояющий ниву, жаждущу, како освежитися! Слыхана ли такая вещь! А разве ты не слыхал?
— Как вам
сказать… он у нас мировым судьей служит. Да он здесь, с нами же едет, только во втором классе. Почуяла кошка, чье мясо съела, — предупредить грозу
хочет! Да н'ишто ему: спеши! поспешай! мы свое дело сделаем!
Если вы
хотите, чтоб я имел возможность защитить вас, то поберегите и меня! если не
хотите, то
скажите прямо — я удалюсь в отставку!» Разумеется, моя угроза действует.
А если бы
захотели, то и в академию бы ездили, и никто бы не имел ничего
сказать против этого!
Марья Петровна терпеть не могла, когда к ней лезли с нежностями, и даже целование руки считала
хотя необходимою, но все-таки скучною формальностью; напротив того, Сенечка, казалось, только и спал и видел, как бы влепить мамаше безешку взасос, и шагу не мог ступить без того, чтобы не
сказать:"Вы, милая маменька", или:"Вы, добрый друг, моя дорогая маменька".
(Прим. М. Е. Салтыкова-Щедрина.)] — все прибежали, все
хотели утешить меня, но я наотрез
сказала: «N-i — n-i, c'est fini! Que la volonte de Dieu soit faite».
Nathalie de Prokaznine. [Мне хотелось бы обнять и благословить ее.
Скажи ей, чтобы она крепко любила моего мальчика. Я этого
хочу. Твоя всем, всем сердцем — Наталья Проказнина (франц.)]
— В глазах ротмистра,
хотите вы
сказать? А если б и так?
—
Хотите быть моим другом? —
сказала она, — нет, не другом… а сыном?
P. S. Лиходеева опять залучила Федьку, дала ему полтинник и
сказала, что на днях исправник уезжает в уезд"выбивать недоимки". Кроме того, спросила: есть ли у меня шуба?.. уж не
хочет ли она подарить мне шубу своего покойного мужа… cette naivete! [что за простодушие! (франц.)] Каждый день она проводит час или полтора на балконе, и я без церемоний осматриваю ее в бинокль. Положительно она недурна, а сложена даже великолепно!"
— Ну, вот видишь, какой ты безнравственный мальчик! ты даже этого утешения мамаше своей доставить не
хочешь! Ну,
скажи: ведь помнишь?
На эту тему мы беседовали довольно долго (впрочем, говорила все время почти одна она, я же, что называется, только реплику подавал),
хотя и нельзя
сказать, чтоб разговор этот был разнообразен или поучителен. Напротив, должно думать, что он был достаточно пресен, потому что, под конец, я таки не удержался и зевнул.
— Нет, я не о том. Я все
хочу тебе
сказать: какая ты еще молодая! Совсем-совсем ты не изменилась с тех пор, как мы расстались!
—
Скажи, правда ли, что ты с Чемезовом кончить
хочешь?
—
Скажи, пожалуйста, на чем же ты
хочешь кончить? покупатели есть? — таинственно спросила она, причем даже по сторонам огляделась, как бы желая удостовериться, не подслушивает ли кто.
— Ну, хорошо, хорошо! не стану! Так что же ты мне насчет Чемезова-то
сказать хотела?
— Так, Анисимушко! Я знаю, что ты у меня добрый! Только я вот что еще
сказать хотела: может быть, мужички и совсем Клинцы за себя купить пожелают — как тогда?
Что бы, например, стоило
сказать:"Помилуйте! это я не об вас говорю!"или хоть так:"О присутствующих, дескать, не говорят и т. д.", — нет, так-таки и прет:"Стало быть-с!"Ничем, даже простою, ничего не стоющею вежливостью поступиться не
хочет!
— Нет, так… Я уж ему ответила. Умнее матери
хочет быть… Однако это еще бабушка надвое
сказала… да! А впрочем, и я хороша; тебя прошу не говорить об нем, а сама твержу:"Коронат да Коронат!"Будем-ка лучше об себе говорить. Вот я сперва закуску велю подать, а потом и поговорим; да и наши, того гляди, подъедут. И преприятно денек вместе проведем!
— Уж коли ты
хочешь непременно знать почему, —
сказала она, возвышая голос, — так вот почему: правила у меня есть!
Но грации от этого в нем не убавилось, той своеобразно-семинарской грации, которая выражалась в том, что он, во время разговора, в знак сочувствия, поматывал направо и налево головой, устроивал рот сердечком, когда
хотел что-нибудь
сказать приятное, и приближался к лицам женского пола не иначе, как бочком и семеня ножками.
Тем не менее, как я
сказал выше, в наших теоретических взглядах на жизнь существовало известное разноречие, которое
хотя и сглаживалось общею нам всем деловою складкою, но совсем уничтожено быть не могло.
— В том ли смысле или в другом — это как
хочешь, так и можешь понимать. А только я всегда, и как мать и как христианка,
скажу: кто об своих делах не радеет, тот и богу не слуга.
— Знаю и все-таки говорю: государство там как
хочет, а свои дела впереди всего! А об птенцовских лугах так тебе
скажу: ежели ты их себе не присудишь, так лучше и усадьбу, и хозяйство — всё зараньше нарушь! Плохо, мой друг, то хозяйство, где скота заведено пропасть, а кормить его нечем!
Но Горохов был столоначальник всем естеством своим, и притом такой столоначальник, который с минуты на минуту ждал, что его позовут в кабинет директора и
скажут:"Не
хотите ли место начальника отделения?"Поэтому, даже в такую опасную минуту, когда кофточка на груди у Наденьки распахнулась, — даже и тогда он не мог выжать из своих мозгов иной мысли, кроме:"Делу — время, потехе — час".
— У врагов наших есть нарезные ружья, но нет усердия-с, —
сказал он, — у нас же
хотя нет нарезных ружей, но есть усердие-е. И притом дисциплина-с. Смиррно! — вдруг крикнул он, грозя на нас очами.
Что
хотел он
сказать этим? Кто готовит тяжкие испытания для России? Воевода ли Пальмерстон или он, Удодов?