В тоне голоса Лукьяныча слышалось обольщение. Меня самого так и подмывало, так и рвалось
с языка:"А что, брат, коли-ежели"и т. д. Но, вспомнив, что если однажды я встану на почву разговора по душе, то все мои намерения и предположения относительно «конца» разлетятся, как дым, — я промолчал.
Неточные совпадения
— Помилуйте!
с ними театров не надобно-с! никогда не соскучитесь! — прибавил отец Арсений. — Только вот на
язык невоздержны маленько.
— Да вы спросите, кто медали-то ему выхлопотал! — ведь я же! — Вы меня спросите, что эти медали-то стоят! Может, за каждою не один месяц, высуня
язык, бегал… а он
с грибками да
с маслицем! Конечно, я за большим не гонюсь… Слава богу! сам от царя жалованье получаю… ну, частная работишка тоже есть… Сыт, одет… А все-таки, как подумаешь: этакой аспид, а на даровщину все норовит! Да еще и притесняет! Чуть позамешкаешься — уж он и тово… голос подает: распорядись… Разве я слуга… помилуйте!
Шустрая поповна Агнушка, кругленькая, пухленькая, находилась при ключах, и генерал только
языком прищелкивал, глядя, как она, словно комочек,
с утра до вечера перекатывается от погреба к амбару, от амбара к молочной и т. д.
Каждое утро он начинал изнурительную работу сколачивания грошей, бегал, высуня
язык, от базарной площади к заставе и обратно, махал руками, торопился, проталкивался вперед, божился, даже терпел побои — и каждый вечер ложился спать все
с тем же грузом,
с каким встал утром.
Посмотрит, бывало, Антошка на этот заколдованный грош, помнет его, щелкнет
языком — и полезет спать на полати,
с тем, чтоб завтра чуть свет опять пустить тот грош в оборот, да чтобы не зевать, а то, чего боже сохрани, и последний грош прахом пойдет.
Я,
с своей стороны, находил бы это излишним, так как оно и без того, конечно, вертится у каждого на
языке.
Усталый после бессонной ночи, проведенной в тарантасе, я прилег на диван
с намерением заснуть, но выполнить это намерение не представлялось никакой возможности.
С уходом адвоката в каюте сделалось как-то вольнее, как будто отсутствие его всем развязало
языки.
Женщина
с ребяческими мыслями в голове и
с пошло-старческими словами на
языке; женщина, пораженная недугом институтской мечтательности и вместе
с тем по уши потонувшая в мелочах самой скаредной обыденной жизни; женщина, снедаемая неутолимою жаждой приобретения и, в то же время, считающая не иначе, как по пальцам; женщина, у которой
с первым ударом колокола к «достойной» выступают на глазах слезки и кончик носа неизменно краснеет и которая, во время проскомидии, считает вполне дозволенным думать:"А что, кабы у крестьян пустошь Клинцы перебить, да потом им же перепродать?.
— Ты паскудник, — горячится, в свою очередь, последний, — тебе этого не понять! Ты все на свой ясный паскудный
язык перевести хочешь! Ты всюду
с своим поганым, жалким умишком пролезть усиливаешься! Шиш выкусишь — вот что! «Почва» не определяется, а чувствуется — вот что! Без «почвы» человек не может сознавать себя человеком — вот что! Почва, одним словом, это… вот это!
У него был всегда наготове целый словесный поток, который плавно, и порой даже
с одушевлением, сбегал
с его
языка, но сущность которого определить было довольно трудно.
Все трое разом зевнули и потянулись: знак, что сюжет начинал истощаться, хотя еще ни одним словом не было упомянуто об ветчине. Меня они, по-видимому, совсем не принимали в соображение: или им все равно было, есть ли в вагоне посторонний человек или нет, или же они принимали меня за иностранца, не понимающего русского
языка. Сергей Федорыч высунулся из окна и
с минуту вглядывался вперед.
Смутно поняв, что начал он слишком задорным тоном и что слова, давно облюбованные им, туго вспоминаются, недостаточно легко идут
с языка, Самгин на минуту замолчал, осматривая всех. Спивак, стоя у окна, растекалась по тусклым стеклам голубым пятном. Брат стоял у стола, держа пред глазами лист газеты, и через нее мутно смотрел на Кутузова, который, усмехаясь, говорил ему что-то.
Он вникал в глубину этого сравнения и разбирал, что такое другие и что он сам, в какой степени возможна и справедлива эта параллель и как тяжела обида, нанесенная ему Захаром; наконец, сознательно ли оскорбил его Захар, то есть убежден ли он был, что Илья Ильич все равно, что «другой», или так это сорвалось у него
с языка, без участия головы.
Неточные совпадения
Люлюков. Имею честь поздравить, Анна Андреевна! (Подходит к ручке и потом, обратившись к зрителям, щелкает
языком с видом удальства.)Марья Антоновна! Имею честь поздравить. (Подходит к ее ручке и обращается к зрителям
с тем же удальством.)
Городничий. И не рад, что напоил. Ну что, если хоть одна половина из того, что он говорил, правда? (Задумывается.)Да как же и не быть правде? Подгулявши, человек все несет наружу: что на сердце, то и на
языке. Конечно, прилгнул немного; да ведь не прилгнувши не говорится никакая речь.
С министрами играет и во дворец ездит… Так вот, право, чем больше думаешь… черт его знает, не знаешь, что и делается в голове; просто как будто или стоишь на какой-нибудь колокольне, или тебя хотят повесить.
Жена — раба любимая, // А дочка вместе
с барышней // Училась и французскому // И всяким
языкам, // Садиться позволялось ей // В присутствии княжны…
Г-жа Простакова. Как теленок, мой батюшка; оттого-то у нас в доме все и избаловано. Вить у него нет того смыслу, чтоб в доме была строгость, чтоб наказать путем виноватого. Все сама управляюсь, батюшка.
С утра до вечера, как за
язык повешена, рук не покладываю: то бранюсь, то дерусь; тем и дом держится, мой батюшка!
Почувствовавши себя на воле, глуповцы
с какой-то яростью устремились по той покатости, которая очутилась под их ногами. Сейчас же они вздумали строить башню,
с таким расчетом, чтоб верхний ее конец непременно упирался в небеса. Но так как архитекторов у них не было, а плотники были неученые и не всегда трезвые, то довели башню до половины и бросили, и только, быть может, благодаря этому обстоятельству избежали смешения
языков.