Я вздрогнула, дико вскрикнула и метнулась из комнаты, забыв поблагодарить отца, не слушая
слов Люды, кричавшей мне что-то… Мои мысли и душа были уже в конюшне, где стояли четыре казацкие лошади отца и, в том числе, он, мой Алмаз, свет очей моих, моя радость. Мне казалось, что я сплю и грежу во сне, до того неожиданным и прекрасным казалось мне мое счастье!
Неточные совпадения
Конечно, от этого страдал больше всего небогатый
люд, а надуть покупателя благодаря «зазывалам» было легко. На последние деньги купит он сапоги, наденет, пройдет две-три улицы по лужам в дождливую погоду — глядь, подошва отстала и вместо кожи бумага из сапога торчит. Он обратно в лавку… «Зазывалы» уж узнали зачем и на его жалобы закидают
словами и его же выставят мошенником: пришел, мол, халтуру сорвать, купил на базаре сапоги, а лезешь к нам…
Петр Николаевич Трубнов, флигель-адъютант, и так далее; был даже какой-то испанский гранд Auto de Salvigo [Ауто де Сальвиго (исп.).] —
словом, весь этот цвет и букет петербургского
люда, который так обаятельно, так роскошно показывается нашим вульгарным очам на Невском проспекте и в Итальянской опере и сблизить с которым мою молодую чету неусыпно хлопотала приятельница Полины, баронесса.
Как только после обеда водворилась та сонная душная тишина, которая до сих пор, как жаркий пуховик, ложится на русский дом и русский
люд в середине дня, после вкушенных яств [Яства — кушанья, блюда (старинное
слово от глагола «ясти» — есть, кушать).],
Allo! // Кто говорит? // Мама? // Мама! // Ваш сын прекрасно болен! // Мама! // У него пожар сердца. // Скажите сестрам,
Люде и Оле, — // ему уже некуда деться. // Каждое
слово, // даже шутка, // которые изрыгает обгорающим ртом он, // выбрасывается, как голая проститутка // из горящего публичного дома.
Но вот его чувство обращается на чистое, нежное существо, которое скоро делается ему всего дороже в жизни, на Вареньку: он уже предается сожалению о ее несчастиях, находит их незаслуженными, заглядывает в кареты и видит, что там барыни сидят все гораздо хуже Вареньки; ему уже приходят в голову мысли о несправедливости судьбы, ему становится как-то враждебным весь этот
люд, разъезжающий в каретах и перепархивающий из одного великолепного магазина в другой,
словом — скрытая боль, накипевшая в груди, подымается наружу и дает себя чувствовать.