Неточные совпадения
Ясно, что тут скрывается крупное недоразумение, довольно близкое ко лжи, разрешение которого совершенно не зависит от
того, чью
руку, помещичью или крестьянскую, держат мировые посредники.
Напротив
того, он охотно даже поддерживает вкус к узам, ибо вкус этот развязывает ему
руки, расчищает перед ним больше места…
Дорога от М. до Р. идет семьдесят верст проселком. Дорога тряска и мучительна; лошади сморены, еле живы; тарантас сколочен на живую нитку; на половине дороги надо часа три кормить. Но на этот раз дорога была для меня поучительна. Сколько раз проезжал я по ней, и никогда ничто не поражало меня: дорога как дорога, и лесом идет, и перелесками, и полями, и болотами. Но вот лет десять, как я не был на родине, не был с
тех пор, как помещики взяли в
руки гитары и запели...
И чем ближе вы подъезжаете к Троицкому посаду и к Москве, этому средоточию русской святыни,
тем более убеждаетесь, что немец совсем не перелетная птица в этих местах, что он не на шутку задумал здесь утвердиться, что он устроивается прочно и надолго и верною
рукой раскидывает мрежи, в которых суждено барахтаться всевозможным Трифонычам, Сидорычам и прочей неуклюжей белужине и сомовине, заспавшейся, опухшей, спившейся с круга.
— Это ты насчет
того, что ли, что лесов-то не будет? Нет, за им без опаски насчет этого жить можно. Потому, он умный. Наш русский — купец или помещик — это так. Этому дай в
руки топор, он все безо времени сделает. Или с весны рощу валить станет, или скотину по вырубке пустит, или под покос отдавать зачнет, — ну, и останутся на
том месте одни пеньки. А Крестьян Иваныч —
тот с умом. У него, смотри, какой лес на этом самом месте лет через сорок вырастет!
— Помилуйте! прекраснейшие люди! С
тех самых пор, как умер Скачков… словно
рукой сняло! Пить совсем даже перестал, в подряды вступил, откупа держал… Дальше — больше. Теперь церковь строит… в Елохове-то, изволите знать? — он-с! А благодеяниев сколько! И как, сударь, благодеяния-то делает! Одна
рука дает, другая не ведает!
Получив твое письмо, так была им поражена, что даже о братце Григории Николаиче забыла, который, за несколько часов перед
тем, тихо, на
руках у сестрицы Анюты, скончался.
Через минуту в комнату вошел средних лет мужчина, точь-в-точь Осип Иваныч, каким я знал его в
ту пору, когда он был еще мелким прасолом.
Те же ласковые голубые глаза,
та же приятнейшая улыбка,
те же вьющиеся каштановые с легкою проседию волоса. Вся разница в
том, что Осип Иваныч ходил в сибирке, а Николай Осипыч носит пиджак. Войдя в комнату, Николай Осипыч помолился и подошел к отцу, к
руке. Осип Иваныч отрекомендовал нас друг другу.
Осип Иваныч тоже встал с дивана и по всем правилам гостеприимства взял мою
руку и обеими
руками крепко сжал ее. Но в
то же время он не
то печально, не
то укоризненно покачивал головой, как бы говоря:"Какие были родители и какие вышли дети!"
И вот, наскучив быть столько времени под гнетом одного и
того же вопроса, я сел в одно прекрасное утро в вагон и помчался в Т***, никак не предполагая, что «конец» есть нечто сложное, требующее осмотров, покупщиков, разговоров, запрашиваний, хлопаний по
рукам и т. п.
Поэтому он впал в какую-то суетливую деятельность, в одно и
то же время знакомя меня с положением моего имения и разведывая под
рукой, не навернется ли где подходящего покупщика.
Словом сказать, столько богатств оказалось, что и не сосчитать. Только поля около усадьбы плохи. Загрубели, задерневели, поросли лозняком. А впрочем,"коли-ежели к
рукам",
то и поля, пожалуй, недурны.
— А я что же говорю! Я
то же и говорю: кабы теперича капитал в
руки — сейчас бы я это самое Филипцево…
то есть, ни в жизнь бы никому не уступил! Да тут, коли человек с дарованием… тут конца-краю деньгам не будет!
— Смеется — ему что! — Помилуйте! разве возможная вещь в торговом деле ненависть питать! Тут, сударь, именно смеяться надо, чтобы завсегда в человеке свободный дух был. Он генерала-то смешками кругом пальца обвел; сунул ему, этта, в
руку пакет, с виду толстый-претолстый: как, мол? — ну,
тот и смалодушествовал. А в пакете-то ассигнации всё трехрублевые. Таким манером он за каких-нибудь триста рублей сразу человека за собой закрепил. Объясняться генерал-то потом приезжал.
Каждое утро он начинал изнурительную работу сколачивания грошей, бегал, высуня язык, от базарной площади к заставе и обратно, махал
руками, торопился, проталкивался вперед, божился, даже терпел побои — и каждый вечер ложился спать все с
тем же грузом, с каким встал утром.
— То-то вот и есть. Тут только
руку помощи нужно подать. Стало быть, вы думаете, что ежели устроить здесь хмелепрессовальное заведение…
В ответ Антон, не
то скорбно, не
то как бы едва воздерживаясь от смеха, махал
рукой.
— Дворянин-с! — продолжал восклицать между
тем генерал. — Знаешь ли ты, чем это пахнет! Яд, сударь! возмущение! Ты вот сидишь да с попадьей целуешься; «доброчинно» да «душепагубно» — и откуда только ты эти слова берешь! Чем бы вразумить да пристыдить, а он лукошко в
руку да с попадейкой в лес по грибы!
Генерал не справлялся, откуда и каким образом пришли к нему эти деньги: он был доволен. Он знал, что у него есть где-то какие-то Петухи, какое-то Разуваево, какая-то Летесиха и проч., и знал, что все это никогда не приносило ему ни полушки. Кроме
того, он давно уже не имел в
руках разом столько денег. Он был так доволен, что однажды даже, в порыве гордыни, позволил себе сказать...
И велико было его удивление, когда, испробовав от сего новоявленного варева, он нашел, что оно не токмо отменного, по цене своей, вкуса не имеет, но еще смердит по причине жира от множества потных
рук, коими
та бумажка была захватана.
— Очень, очень приятно, — любезничал Петенька, между
тем как Авдотья Григорьевна, стоя перед ним с подносом в
руках, кланялась и алела. — Да вы что ж это, Авдотья Григорьевна, с подносом стоите? Вы с нами присядьте! поговорим-с.
— Уж такая-то выжига сделался — наскрозь на четыре аршина в землю видит! Хватает, словно у него не две, а четыре
руки. Лесами торгует — раз, двенадцать кабаков держит — два, да при каждом кабаке у него лавочка — три. И везде обманывает. А все-таки, помяните мое слово, не бывать
тому, чтоб он сам собой от сытости не лопнул! И ему тоже голову свернут!
Человек чувствует себя спутанным и, вместо
того чтоб искать этих пут около себя, шарит
руками в пространстве.
По выходе же из церкви Софрону Матвеичу поклонится разве редкий аматёр добродетелей (да и
то, может быть, в
том расчете, что у него все-таки кубышка водится), а Хрисашке всепоклонятся, да не просто поклонятся, а со страхом и трепетом; ибо в
руках у Хрисашки хлеб всех,всей этой чающей и не могущей наесться досыта братии, а в
руках у Софрона Матвеича — только собственная его кубышка.
Захочется тебе иной раз во все лопатки ударить (я знаю, и у тебя эти порывы-то бывали!) — ан ты:"Нет, погоди — вот ужо!"Ужо да ужо — так ты и прокис, и кончил на
том, что ухватился обеими
руками за кубышку да брюзжишь на Хрисашку, а сам ему же кланяешься!
— Ничего. Взыщет деньги — и полно, хошь — и опять приезжай гостить, и опять допоит до
того, что вексель подпишешь! И везде ей почет, все к ней ездят, многие даже
руки целуют. Теперь, слышь, генерала Голозадова обсахаривает.
Опять вопрос, на который, я надеюсь, вы ответите: «Конечно, не в букве, а в смысле, и даже не в
том внешнем смысле, который водит неопытною
рукою какого-нибудь невежественного купца, а в
том интимном смысле, который соприсутствует его мысли, его, так сказать, намерению!» Утверждать противное — значит допускать в судебную практику прецедент в высшей степени странный, отчасти даже скабрёзный.
Мой друг дрогнул. Я очень ясно прочитал на его лице, что у него уж готов был вицмундир, чтоб ехать к князю Ивану Семенычу, что опоздай я еще минуту — и кто бы поручился за
то, что могло бы произойти! Однако замешательство его было моментальное. Раскаяние мое видимо тронуло его. Он протянул мне обе
руки, и мы долгое время стояли
рука в
руку, чувствуя по взаимным трепетным пожиманиям, как сильно взволнованы были наши чувства.
А так как, с другой стороны, я достоверно знаю, что все они кончались словами: вменить начальникам губерний в обязанностьи т. д.,
то, положив
руку на сердце, я с уверенностью могу сказать, что содержание их мне заранее известно до точности, а следовательно, и читать их особенной надобности для меня не настоит.
Марья Петровна терпеть не могла, когда к ней лезли с нежностями, и даже целование
руки считала хотя необходимою, но все-таки скучною формальностью; напротив
того, Сенечка, казалось, только и спал и видел, как бы влепить мамаше безешку взасос, и шагу не мог ступить без
того, чтобы не сказать:"Вы, милая маменька", или:"Вы, добрый друг, моя дорогая маменька".
Поэтому, когда им случалось вдвоем обедать,
то у Марьи Петровны всегда до
того раскипалось сердце, что она, как ужаленная, выскакивала из-за стола и, не говоря ни слова, выбегала из комнаты, а Сенечка следом за ней приставал:"Кажется, я, добрый друг маменька, ничем вас не огорчил?"Наконец, когда Марья Петровна утром просыпалась,
то, сплеснув себе наскоро лицо и
руки холодною водой и накинув старенькую ситцевую блузу, тотчас же отправлялась по хозяйству и уж затем целое утро переходила от погреба к конюшне, от конюшни в контору, а там в оранжерею, а там на скотный двор.
И припоминала ей беспощадная память все оскорбления, на которые был так щедр ее любимчик; подсказывала она ей, как он однажды, пьяный, ворвался к ней в комнату и, ставши перед ней с кулаками, заревел:"Сейчас послать в город за шампанским, не
то весь дом своими
руками передушу!""И передушил бы!" — невольно повторяет Марья Петровна при этом воспоминании.
— Да, это хорошо, коли в дом, а не из дому! Ты, Пашенька, разузнай под
рукой про его доходы-то, а не
то как раз на стороне метресу заведет!
То видел он, что Марья Петровна умирает, что он один успел приехать к последним ее минутам, что она прозрела и оценила его любовь, что она цепенеющею
рукой указывает ему на шкатулку и говорит:"Друг мой сердечный!
— А капитал, друг мой, Сенечка! я тебе при жизни из
рук в
руки передам… Только успокой ты мою старость! Дай ты мне, при моих немощах, угодникам послужить! Лета мои пришли преклонные, и здоровье уж не
то, что прежде бывало…
Едет Сенечка на перекладной, едет и дремлет. Снится ему, что маменька костенеющими
руками благословляет его и говорит:"Сенечка, друг мой! вижу, вижу, что я была несправедлива против тебя, но так как ты генерал,
то оставляю тебе… мое материнское благословение!"Сенечка вздрагивает, кричит на ямщика:"пошел!"и мчится далее и далее, до следующей станции.
Я сказала сейчас, что женщины любят
то, что в порядочном обществе известно под именем causerie. [легкой беседы (франц.)] Наедине с женщиной мужчина еще может, a la rigueur, [в крайнем случае (франц.)] ограничиться вращением зрачков, но в обществе он непременнодолжен уметь говорить или, точнее, — занимать. Поэтому ему необходимо всегдаиметь под
руками приличный сюжет для разговора, чтобы не показаться ничтожным в глазах любимой женщины. Ты понимаешь, надеюсь, к чему я веду свою речь?
Наружные двери беспрерывно хлопают, и ни до одной нельзя без омерзения притронуться
рукой: до
того они пропитаны жиром и слизью.
Лукьяныч рад бы вселенную разорить в мою пользу, но так как
руки у него коротки, да и я, по
той же причине, не могу оказать ему в этом смысле ни малейшего содействия,
то он и вымещает на мне наше обоюдное бессилие.
— И как еще тяготился-то! Очень-очень скучал! Представь только себе: в
то время вольную продажу вина вдруг открыли — всем ведь залоги понадобились! Давали под бумаги восемь и десять процентов, а по купонам получка — само по себе. Ты сочти: если б руки-то у него были развязаны — ведь это пятнадцать, а уж бедно-бедно тринадцать процентов на рубль он получал бы!
— Ему это не
рука, барину-то, потому он на теплые воды спешит. А для нас, ежели купить ее, — хорошо будет. К
тому я и веду, что продавать не надобно — и так по четыре рубля в год за десятину на круг дадут. Земля-то клином в ихнюю угоду врезалась, им выйти-то и некуда. Беспременно по четыре рубля дадут, ежели не побольше.
В первый раз уведомила о своем вступлении во вторичный законный брак с Филофеем Павлычем Промптовым,
тем самым, которому она, еще будучи вдовою после первого мужа, приготовляла фонтанели на
руки и налепляла пластырь на фистулу под левою скулой.
По обыкновению, отыскал дальний угол, сел и закурил папироску, но уже по
тому, как дрожала его
рука, зажигая спичку, я заключил, что он чем-то сильно взволнован.
Тем не менее она усадила меня на диван перед неизбежным овальным столом, по бокам которого, по преданию всех старинных помещичьих домов, были симметрически поставлены кресла; усадивши, обеспокоилась, достаточно ли покойно мне сидеть, подложила мне под
руку подушку и даже выдвинула из-под дивана скамейку и заставила меня положить на нее ноги.
Единственное средство пролезть в эту крепость — это начать уговаривать«миленькую»,
то есть взять ее за
руки, посадить поближе к себе и гладить по спинке, как лошадку с норовом: «Тпру, милая, тпру! но-но-но-но!» Оглаживаешь, оглаживаешь — и видишь, как постепенно начинают «правила» таять.
В таком характере длился разговор в продолжение целого часа,
то есть до
тех пор, когда, наконец, явился Павел Федорыч с обоими Головлятами. Действительно, один был черненький, другой беленький. Оба шаркнули ножкой, подошли к Машеньке к ручке, а Нонночке и Филофею Павлычу
руку пожали.
К сожалению, сам он под словом «почва» разумеет что-то очень загадочное, и когда принимается определять его,
то более вращает глазами и вертит
руками в воздухе, нежели определяет, над чем Тебеньков очень добродушно смеется.
Сверх
того, под веселую
руку, Тебеньков сознается, что аристократический принцип ему еще потому по душе, что вообще лучше пользоваться земными благами, нежели не пользоваться ими.
Горохов улыбнулся и обнял Наденьку за талию. Он понимал тайну Наденькиных восклицаний и не без основания надеялся, что с
той минуты, как она назвала государство противным, дело непременно должно пойти на лад. И действительно, как только Наденька почувствовала, что он гладит ее по спине, так тотчас же все ее сомнения рассеялись. Через минуту она уже обвила
руками его шею и говорила...
Служил он некогда в одной из внутренних губерний акушером при врачебной управе (в
то время такая должность была, так и назывался:"акушер врачебной управы"), но акушерства не знал, а знал наговор, от которого зубную боль как
рукой снимало.