Неточные совпадения
Я до такой степени привыкк ним, что, право, не приходит даже
на мысль вдумываться, в чем собственно заключаются те тонкости, которыми один обуздательный проект отличается от другого такового ж. Спросите меня, что либеральнее: обуздывать ли человечество при помощи земских управ или при помощи особых о земских провинностях присутствий, — клянусь, я не найдусь даже
ответить на этот
вопрос.
Лукьяныч выехал за мной в одноколке,
на одной лошади.
На вопрос, неужто не нашлось попросторнее экипажа, старик
ответил, что экипажей много, да в лом их лучше отдать, а лошадь одна только и осталась, прочие же «кои пали, а кои так изничтожились».
На вопрос мой, что случилось, мне
отвечали, что приехал купец Бородавкин и вместе с Зайцем и Лукьянычем отправился осматривать дачу.
С почти детскою жадностью расспрашивал он об увольнениях, перемещениях, определениях, о слухах и предположениях, но молодой генерал
на все
вопросы отвечал нехотя, сквозь зубы.
Опять
вопрос,
на который, я надеюсь, вы
ответите: «Конечно, не в букве, а в смысле, и даже не в том внешнем смысле, который водит неопытною рукою какого-нибудь невежественного купца, а в том интимном смысле, который соприсутствует его мысли, его, так сказать, намерению!» Утверждать противное — значит допускать в судебную практику прецедент в высшей степени странный, отчасти даже скабрёзный.
Так что однажды, когда два дурака, из породы умеренных либералов (то есть два такие дурака, о которых даже пословица говорит: «Два дурака съедутся — инно лошади одуреют»), при мне вели между собой одушевленный обмен мыслей о том, следует ли или не следует принять за благоприятный признак для судебной реформы то обстоятельство, что тайный советник Проказников не получил к празднику никакой награды, то один из них, видя, что и я горю нетерпением посодействовать разрешению этого
вопроса, просто-напросто сказал мне: «Mon cher! ты можешь только запутать, помешать, но не разрешить!» И я не только не обиделся этим, но простодушно
ответил: «Да, я могу только запутать, а не разрешить!» — и скромно удалился, оставив дураков переливать из пустого в порожнее
на всей их воле…
Она и дома и
на улице будет декламировать: «Кто похитит или с злым умыслом повредит или истребит…» и ежели вы прервете ее
вопросом: как здоровье мамаши? — то она наскоро
ответит (словно от мухи отмахнется): «благодарю вас», и затем опять задекламирует: «Если вследствие составления кем-либо подложного указа, постановления, определения, предписания или иной бумаги» и т. д.
Если бы меня спросили, подвинется ли хоть
на волос
вопрос мужской, тот извечный
вопрос об общечеловеческих идеалах, который держит в тревоге человечество, — я
ответил бы:"Опять-таки это не мое дело".
И
на мой
вопрос: «Дома ли Катерина Михайловна?» — мне
ответят: «Оне сегодня в окружном суде Мясниковское дело защищают»?!
Для самолюбия женщины большой удар, если избранник ее сердца открывает большие глаза, когда при нем говорят о фенианском
вопросе, об интернационале, о старокатоликах etc., если он смешивает Геродота с генералом Михайловским-Данилевским, Сафо с г-жою Кохановскою, если
на вопрос о Гарибальди он
отвечает известием о новом фасоне гарибальдийки.
Признаюсь, в эту минуту я готов был разорвать эту женщину
на части! Вместо того чтобы честно
ответить на вопросы, она отделывается какими-то общими фразами! Однако я сдержался.
— Ну, не совсем так, но, во всяком случае, ничего определительного
на вопрос Машеньки
ответить не могу. Вознаграждение за литературный труд так изменчиво, что точно определить его норму почти невозможно.
— Извольте-с. Если вы уж так хотите, то души своей хотя я перед вами и не открою, а
на вопрос отвечу другим
вопросом: если б вам, с одной стороны, предложили жить в сытости и довольстве, но с условием, чтоб вы не выходили из дома терпимости, а с другой стороны, предложили бы жить в нужде и не иметь постоянного ночлега, но все-таки оставаться
на воле, — что бы вы выбрали?
Вопрос странный, почти необыкновенный; но тем не менее, коль скоро он однажды стоит перед вами, то не
ответить на него невозможно.
— Позволь
на этот раз несколько видоизменить формулу моего положения и
ответить на твой
вопрос так: я не знаю, должныли сербы и болгары любить Турецкую империю, но я знаю, что Турецкая империя имеет правозаставить болгар и сербов любить себя. И она делает это, то есть заставляетнастолько, насколько позволяет ей собственная состоятельность.
Даже люди культуры, как-то: предводители дворянства, члены земских управ и вообще представители так называемых дирижирующих классов, — и те как-то нерешительно и до чрезвычайности разнообразно
отвечают на вопрос: что такое государство?
А
на вопрос: что такое государство? — и они могут, точно так же, как и прочие обыватели,
отвечать только вздрагиванием.
Тем не менее ежели вы спросите, например, княжну Оболдуй-Тараканову,
на какую монету купец даст больше яблок —
на гривенник или
на целковый, то, быть может, найдутся светлые минуты, когда она и
ответит на этот
вопрос.
Но ежели даже такая женщина, как княжна Оболдуй-Тараканова, не может дать себе надлежащего отчета ни в том, что она охраняет, ни в том, что отрицает, то что же можно ждать от того несметного легиона обыкновенных женщин, из которого, без всякой предвзятой мысли, но с изумительным постоянством, бросаются палки в колеса человеческой жизни? Несколько примеров, взятых из обыденной жизненной практики, лучше всего
ответят на этот
вопрос.
Быть может, некоторым и приходил в голову
вопрос:"А в каком положении будут подати и повинности?" — но
вопрос этот уже по тому одному остался без последствий, что некому было
ответить на него.
Так, например, я никогда не мог вполне определительно
ответить на вопрос, действительно ли он «жалеет» народ или, в сущности, просто-напросто презирает его.