Неточные совпадения
Увы! мы стараемся устроиться как
лучше, мы враждуем друг с другом по вопросу о переименовании земских судов в полицейские управления, а в конце концов все-таки убеждаемся, что даже передача следственной части от становых приставов к судебным следователям (мера сама по себе очень полезная) не избавляет нас от тупого чувства недовольства, которое и после учреждения судебных следователей, по-прежнему, продолжает окрашивать
все наши поступки,
все житейские отношения наши.
— Нет, ты вообрази!
Все ведь с песком! Семен-то Архипыч даже глаза вытаращил: так, говорит,
хорошие торговцы не делают!
— Так-то вот мы и живем, — продолжал он. — Это бывшие слуги-то! Главная причина: никак забыть не можем. Кабы-ежели бог нам забвение послал,
все бы, кажется,
лучше было. Сломал бы хоромы-то, выстроил бы избу рублей в двести, надел бы зипун, трубку бы тютюном набил… царствуй! Так нет,
все хочется, как получше. И зальце чтоб было, кабинетец там, что ли, «мадам! перметте бонжур!», «человек! рюмку водки и закусить!» Вот что конфузит-то нас! А то как бы не жить! Житье — первый сорт!
— Он самый-с. В земстве-с, да-с. Шайку себе подобрал… разночинцев разных…
все места им роздал, — ну, и держит уезд в осаде. Скоро дождемся, что по большим дорогам разбойничать будут. Артели, банки, каммуны… Это дворянин-с! Дворянин, сударь, а какими делами занимается! Да вот батюшка
лучше меня распишет!
— Говорю вам,
вся округа подтвердит. Первый — здешний хозяин. И опять еще — батюшка: какого еще
лучше свидетеля! Духовное лицо!
Всем этим я обязан вам, милая маменька, или,
лучше сказать, той безграничной проницательности материнской любви, которая сразу умела угадать мое настоящее назначение. Вы удержали меня на краю пропасти в ту минуту, когда душа моя, по неопытности и легкомыслию, уже готова была устремиться в зияющие бездны адвокатуры!
Ничуть не бывало: я встретил его, как равный равного, или,
лучше сказать, как счастливец встречает несчастливца, которому от
всей души сочувствует, хотя, к сожалению, и не в силах преподать
всех утешений, как бы желал.
Так за Деруновым и утвердилась навсегда кличка «министр». И не только у нас в доме, но и по
всей округе, между помещиками, которых дела он, конечно, знал
лучше, нежели они сами. Везде его любили,
все советовались с ним и удивлялись его уму, а многие даже вверяли ему более или менее значительные куши под оборот, в полной уверенности, что Дерунов не только полностью отдаст деньги в срок, но и с благодарностью.
— Так, балую. У меня теперь почесть четверть уезда земли-то в руках. Скупаю по малости, ежели кто от нужды продает. Да и услужить хочется — как
хорошему человеку не услужить!
Все мы боговы слуги,
все друг дружке тяготы нести должны. И с твоей землей у меня купленная земля по смежности есть. Твои-то клочки к прочим ежели присовокупить — ан дача выйдет. А у тебя разве дача?
— Крестьяне? крестьянину, сударь, дани платить надо, а не о приобретении думать. Это не нами заведено, не нами и кончится.
Всем он дань несет; не только казне-матушке, а и мне, и тебе, хоть мы и не замечаем того. Так ему свыше прописано. И по моему слабому разуму, ежели человек бедный, так чем меньше у него, тем даже
лучше. Лишней обузы нет.
— Пять тысяч — самая христианская цена. И деньги сейчас в столе — словно бы для тебя припасены. Пять тысяч на круг! тут и худая, и
хорошая десятина —
всё в одной цене!
— Женат, четверо детей. Жена у него, в добрый час молвить,
хорошая женщина! Уж так она мне приятна! так приятна! и покорна, и к дому радельна, словом сказать, для родителев
лучше не надо!
Все здесь, со мною живут,
всех у себя приютил! Потому, хоть и противник он мне, а
все родительское-то сердце болит! Не по нем, так по присным его! Кровь ведь моя! ты это подумай!
— Во сне и
всё хорошие цены снятся! Так и не продали?
При этой мысли мне сделалось так скверно, что даже померещилось: не
лучше ли бросить? то есть оставить
все по-прежнему и воротиться назад?
Нет,
лучше уйти! какие тут тысячи, десятки тысяч саженей дров! Пойдет ли на ум
все это обилие гвоздья, кирпича, изразца, которым соблазняет меня старик! Кончить и уйти — вот это будет хорошо!
Однако, как он сразу в своем деле уверился, так тут ему что хочешь говори: он
всё мимо ушей пропущает!"Айда домой, Федор! — говорит, — лес первый сорт! нечего и смотреть больше! теперь только маклери, как бы подешевле нам этот лес купить!"И купит, и цену
хорошую даст, потому что он настоящий лес видел!
— Проспится — и опять, чтобы сейчас пуншт! Само собой, уж тут не зевай. Главная причина,
все так подстроить, чтобы в эвтом самом виде
хорошей неустойкой его обязать. Страсть, как он этих неустоек боится! словно робенок!
— Ну, он самый и есть… мужчина! У нас, батюшка, нынче
все дела полюбовным манером кончаются. Это прежде онлют был, а нынче смекнул, что без огласки да потихоньку не в пример
лучше.
Одним словом,
все шло как нельзя
лучше желать, и ни о каких признаках, предвещающих пришествие Антошки homo novus, не было и в помине.
— Еще бы! Разумеется, кому же
лучше знать! Я об том-то и говорю: каковы в Петербурге сведения! Да-с, вот извольте с такими сведениями дело делать! Я всегда говорил:"Господа! покуда у вас нет живогоисследования, до тех пор
все равно, что вы ничего не имеете!"Правду я говорю? правду?
Они любят нанять женщину (иногда даже в кредит) и пользоваться ею на
всей своей воле, как пользуются стаканом
хорошего вина или вкусным блюдом.
За
всем тем, он человек добрый или,
лучше сказать, мягкий, и те вершки, которые он предлагает здесь убавить, а там прибавить, всегда свидетельствуют скорее о благосклонном отношении к жизни, нежели об ожесточении.
— Жизнь наша полна подобного рода экскурсий в область запретного, или,
лучше сказать,
вся она — не что иное, как сплошная экскурсия.
— Нет, уж ты
лучше… да что ты жуешь? что ты
все жуешь? — Афоня проворно подносит ко рту руку и что-то выплевывает.
Все-то она устроила: Сенечку в генералы вывела, Митеньку на
хорошую дорогу поставила, Феденька — давно ли из корпуса вышел, а уж тоже штабс-ротмистр, Пашенька выдана замуж за
хорошего человека, один только Петенька…"
Года мои преклонные, да и здоровье нынче уж не то, что прежде бывало: вот и хочется мне теперь, чтоб вы меня, старуху, успокоили, грех-то с меня этот сняли, что вот я
всю жизнь
все об маммоне да об маммоне, а на
хорошее да на благочестивое — и нет ничего.
— Извините меня, маменька, но мне кажется, что
все это только фантазии ваши, и напрасно вы с этим делом обратились ко мне ("это она Федьке
весь капитал-то при жизни еще передать хочет!" — шевельнулось у него в голове)! Вы
лучше обратились бы к Сенечке: он на эти дела мастер; он и пособолезновал бы с вами, и натолковался бы досыта, и предположений бы всяких наделал!
А Марья Петровна была довольна и счастлива. Все-то она в жизни устроила, всех-то детей в люди вывела, всех-то на дорогу поставила. Сенечка вот уж генерал — того гляди, губернию получит! Митенька — поди-ка, какой случай имеет! Феденька сам по себе, а Пашенька за
хорошим человеком замужем! Один Петенька сокрушает Марью Петровну, да ведь надо же кому-нибудь и бога молить!
Помни, мой друг, что любовь —
всё для женщины, или,
лучше сказать, что
вся женщина есть любовь.
По-видимому даже, она умна, потому что прямо обратилась к тому человеку, который
всего лучше может устроить ее дело, то есть к Федьке. Quant a ce dernier, sa reponse a la belle amoureuse est incomparable de brio.
— Нет, вдруг это как-то случилось. К обеду пришел он из казенной палаты, скушал тарелку супу и говорит:"Я, Машенька, прилягу". А через час велел послать за духовником и, покуда ходили,
все распоряжения сделал. Представь себе, я ничего не знала, а ведь у него очень
хороший капитал был!
— Очень, очень даже выгодно. Но представь себе: именно
все, как говорил покойный Савва Силыч,
все так, по его, и сбывается. Еще в то время, как в первый раз вину волю сказали, — уж и тогда он высказался:"Курить вино — нет моего совета, а кабаки держать — можно
хорошую пользу получить!"
— Да что же ты
все обо мне; ты
лучше о себе расскажи! — откликнулся я, когда она уж достаточно повертела меня во
все стороны.
— Тут и нет кощунства. Я хочу сказать только, что если ты вмешиваешь бога в свои дела, то тебе следует сидеть смирно и дожидаться результатов этого вмешательства. Но
все это, впрочем, к делу не относится, и, право, мы сделаем
лучше, если возвратимся к прерванному разговору. Скажи, пожалуйста, с чего тебе пришла в голову идея, что Коронат непременно должен быть юристом?
— Да,
всё он, голубчик. Хочется у начальства на
хорошее замечание попасть — ну, и старается! Много Нонночка от них, от негодяев, слез приняла.
А нынче хорошие-то или повымерли, или в разные стороны разъехались —
все эта эмансипация наделала!
— Отчего же? Ведь доискаться, что человек между грядами спрятался, или допросить его так, чтоб ему тепло сделалось, — право,
все это становой может сделать если не
лучше (не забудьте, на его стороне опыт прежних лет!), то отнюдь не хуже, нежели любой юрист.
— А то у нас такой случай был: в Егорьев день начали крестьяне попа по полю катать — примета у них такая, что урожай
лучше будет, если поп по полю покатается, — а отец на эту сцену и нагрянул! Ну, досталось тут
всем на орехи!
Тогда мысли зарождаются в голове мгновенно, слова льются из уст без удержа, и
всё слова
хорошие, настоящие.
— Для того чтобы любить родину, нет надобности знать ее географические границы. Человек любит родину, потому что об ней говорит ему
все нутро его! В человеке есть внутреннее чутье! Оно
лучше всякого учебника укажет ему те границы, о которых ты так много хлопочешь!
Затем, что касается уплаты податей и повинностей, то
все плательщики на этот счет единодушны.
Все уплачивают что нужно, и втайне все-таки думают, что не платить было бы не в пример
лучше. Редкий понимает, что своевременное и безнедоимочное очищение окладных листов есть дело государственной важности; большинство же исповедует то мнение, что казна и без того богата.
— Знаю и все-таки говорю: государство там как хочет, а свои дела впереди
всего! А об птенцовских лугах так тебе скажу: ежели ты их себе не присудишь, так
лучше и усадьбу, и хозяйство —
всё зараньше нарушь! Плохо, мой друг, то хозяйство, где скота заведено пропасть, а кормить его нечем!
И вот крики боли начинают мало-помалу стихать, и недавний вопль:"Унизительно, стыдно, больно!"сменяется другим:"
Лучше не думать!"Затем человек уже делается рассудительным; в уме его постепенно образуется представление о неизбежном роке, о гнетущей силе обстоятельств, против которой бесполезно, или, по малой мере, рискованно прать, и наконец, как достойное завершение
всех этих недостойностей, является краткий, но имеющий решающую силу афоризм:"Надо же жить!"
— Баранина у них — вот это так! А что касается до говядины, до телятины —
всё у нас
лучше!
Все трое заговорили разом:"У нас как возможно! У нас — тишина! спокой! каких еще там конституциев! долой амуницию — чего
лучше!"Гул стоял в отделении вагона от восклицаний, лишенных подлежащего, сказуемого и связки.