Неточные совпадения
Вам хотелось бы, чтоб мужья жили с женами в согласии, чтобы
дети повиновались родителям, а родители заботились о нравственном воспитании
детей, чтобы не было ни воровства, ни мошенничества, чтобы всякий считал себя вправе стоять в толпе разиня рот, не опасаясь ни за свои часы, ни за свой портмоне, чтобы, наконец, представление об отечестве было чисто,
как кристалл… так, кажется?
И опять первый голос говорит: «Варите сыры, потому что вам,
как ни вертитесь, двух зайцев не поймать: либо
детей молоком кормить, либо недоимки очищать».
Сказывал старый камердинер его, Платон, что у покойного старая пассия в Москве жила и от оной, будто бы,
дети, но она, по закону, никакого притязания к имению покойного иметь не может, мы же, по христианскому обычаю, от всего сердца грех ей прощаем и даже не желаем знать,
какой от этого греха плод был!
Осип Иваныч тоже встал с дивана и по всем правилам гостеприимства взял мою руку и обеими руками крепко сжал ее. Но в то же время он не то печально, не то укоризненно покачивал головой,
как бы говоря:"
Какие были родители и
какие вышли
дети!"
— Нельзя, сударь, нрав у меня легкий, — онзнает это и пользуется. Опять же земляк, кум,
детей от купели воспринимал — надо и это во внимание взять. Ведь он, батюшка, оболтус оболтусом, порядков-то здешних не знает: ни подать, ни принять — ну, и руководствуешь. По его,
как собрались гости, он на всех готов одну селедку выставить да полштоф очищенного! Ну, а я и воздерживай. Эти крюшончики да фрукты — ктообо всем подумал? Я-с! А кому почет-то?
Как бы то ни было, но квартира его была действительно отделана
как игрушечка, хотя Марья Петровна, по своей расчетливости, не слишком-то щедро давала
детям денег на прожитие; сверх того, княгиня почти публично называла его сынком, давала ему целовать свои ручки и без устали напоминала Митенькиным начальникам, что это перл современных молодых людей.
В своем обществе Митенька называл Марью Петровну ma bonne pate de mere [моя добрая матушка (франц.)] и очень трогательно рассказывал,
как она там хозяйничает в деревне, чтоб прилично содержать своих
детей.
Тем не менее сердце Марьи Петровны ни к кому из
детей так не лежало,
как к Феденьке.
— Паче всего сокрушаюсь я о том, что для души своей мало полезного сделала. Всё за заботами да за
детьми, ан об душе-то и не подумала. А надо, мой друг, ах,
как надо! И
какой это грех перед богом, что мы совсем-таки… совсем об душе своей не рачим!
— Нет, это обидно! Я,
как мать, покоя себе не знаю, все присовокупляю, все присовокупляю… кажется, щепочку на улице увидишь, и ту несешь да в кучку кладешь, чтоб
детям было хорошо и покойно, да чтоб нужды никакой не знали да жили бы в холе да в неженье…
— Нет, мне, видно, бог уж за вас заплатит! Один он, царь милосердый, все знает и видит,
как материнское-то сердце не то чтобы, можно сказать, в постоянной тревоге об вас находится, а еще пуще того об судьбе вашей сокрушается… Чтобы жили вы, мои
дети, в веселостях да в неженье, чтоб и ветром-то на вас как-нибудь неосторожно не дунуло, чтоб и не посмотрел-то на вас никто неприветливо…
А Марья Петровна была довольна и счастлива. Все-то она в жизни устроила, всех-то
детей в люди вывела, всех-то на дорогу поставила. Сенечка вот уж генерал — того гляди, губернию получит! Митенька — поди-ка,
какой случай имеет! Феденька сам по себе, а Пашенька за хорошим человеком замужем! Один Петенька сокрушает Марью Петровну, да ведь надо же кому-нибудь и бога молить!
— Ax, не говори этого, друг мой! Материнское сердце далеко угадывает! Сейчас оно видит, что и
как. Феогностушка подойдет — обнимет, поцелует, одним словом, все,
как следует любящему
дитяти, исполнит. Ну, а Коронат — нет. И то же сделает, да не так выйдет. Холоден он, ах,
как холоден!
— Что ты!
дети… ах,
какой ты! — застыдилась она.
— А уж я-то
как благодарна тебе, Анисимушко! так благодарна! так благодарна!
Дети! Феогност! Нонночка! велите Анисимушку чаем напоить! С богом, Анисимушко!
— А такие правила, что
дети должны почитать родителей, — вот
какие!
Кормилицу мою, семидесятилетнюю старуху Домну, бог благословил семейством. Двенадцать человек
детей у нее, всё — сыновья, и все
как на подбор — один другого краше. И вот,
как только, бывало, пройдет в народе слух о наборе, так старуха начинает тосковать. Четырех сынов у нее в солдаты взяли, двое послужили в ополченцах. Теперь очередь доходит до внуков. Плачет старуха, убивается каждый раз, словно по покойнике воет.
Анна Андреевна. Ну что ты? к чему? зачем? Что за ветреность такая! Вдруг вбежала, как угорелая кошка. Ну что ты нашла такого удивительного? Ну что тебе вздумалось? Право,
как дитя какое-нибудь трехлетнее. Не похоже, не похоже, совершенно не похоже на то, чтобы ей было восемнадцать лет. Я не знаю, когда ты будешь благоразумнее, когда ты будешь вести себя, как прилично благовоспитанной девице; когда ты будешь знать, что такое хорошие правила и солидность в поступках.
Неточные совпадения
Городничий. Не верьте, не верьте! Это такие лгуны… им вот эдакой
ребенок не поверит. Они уж и по всему городу известны за лгунов. А насчет мошенничества, осмелюсь доложить: это такие мошенники,
каких свет не производил.
И нарочно посмотрите на
детей: ни одно из них не похоже на Добчинского, но все, даже девочка маленькая,
как вылитый судья.
Хлестаков. Нет, я не хочу! Вот еще! мне
какое дело? Оттого, что у вас жена и
дети, я должен идти в тюрьму, вот прекрасно!
Дорога многолюдная // Что позже — безобразнее: // Все чаще попадаются // Избитые, ползущие, // Лежащие пластом. // Без ругани,
как водится, // Словечко не промолвится, // Шальная, непотребная, // Слышней всего она! // У кабаков смятение, // Подводы перепутались, // Испуганные лошади // Без седоков бегут; // Тут плачут
дети малые. // Тоскуют жены, матери: // Легко ли из питейного // Дозваться мужиков?..
Носила я Демидушку // По поженкам… лелеяла… // Да взъелася свекровь, //
Как зыкнула,
как рыкнула: // «Оставь его у дедушки, // Не много с ним нажнешь!» // Запугана, заругана, // Перечить не посмела я, // Оставила
дитя.